Крылья Икара
Шрифт:
Параллельно с созданием оборонного ракетно-ядерного щита начался планомерный штурм космоса. Таким образом, партийным руководством страны решалась стратегическая задача доказательства преимуществ социалистической политической системы. В 1959 году произойдут запуски автоматических лунных станций, и мир увидит фотографии обратной стороны Луны. 19 августа 1960 года запустят космический корабль с собаками Белкой и Стрелкой, которые благополучно вернутся на Землю. А 12 апреля 1961 года, всего лишь через шестнадцать лет после страшной войны, мир узнал о первом в мире полёте в космос советского человека, Юрия Гагарина. Это событие знаменовало собой открытие эры пилотируемой космонавтики. Тогда впервые в эфире прозвучали слова «космодром
Большая космическая гонка продолжалась. Каждое новое сообщение об очередной победе страна встречала с восторгом, а дети мечтали стать космонавтами. 16 июля 1965 года будет произведён запуск новой мощной многоступенчатой ракеты-носителя типа «Протон», наступила эра исследования планет и других небесных тел Солнечной системы. Осуществляются мягкие посадки космических аппаратов на Луну, Венеру и Марс. Активно шли работы по созданию самой мощной ракеты-носителя Н-1 КБ Сергея Королёва. Это была поистине королевская ракета, длиной 120 метров и 17 метров в диаметре хвостовой части; наша главная надежда в осуществлении лунной программы и сохранении первенства в космосе. Старики-конструкторы утверждали даже больше, что Сергей Павлович готовился покорять на ней Марс. К сожалению, все её пуски в 1969, 1971 и 1972 году оказались аварийными, без Сергея Королёва эта ракета просто не хотела летать.
Визиты иностранных руководителей были редкими, но некоторые имели далеко идущие политические последствия. В начале 70-х годов на «Гагаринском старте» побывал президент Франции Шарль де Голль. Высокий, худощавый, его офицеры-испытатели между собой гусём прозвали… После осмотра он спросил у сопровождавшего его командующего ракетными войсками маршала Николая Крылова: «Господин маршал, а что будет, если этой ракетой ударить по Парижу?». «Николай Иванович, немного смущаясь, чётко ответил: «Не только от Парижа, но и от всей Франции ничего не останется». Де Голль тогда ничего не сказал, лицо его оставалось непроницаемым. Он только слегка приподнял голову, внимательно и задумчиво посмотрел на стоявшую ракету… Можно предположить, что увиденное произвело на де Голля определённое впечатление. Вернувшись домой, он не только отказался размечать на территории Франции военные базы и штаб НАТО, как это раньше планировалось, но и принял решение о выходе из его военной организации.
Их встреча с космодромом состоялась 6 августа 1974 года. До этого только некоторым из курсантов удалось побывать в ходе стажировки на первом ракетном полигоне Капустин Яр, где уже тогда многие чётко усвоили, что работа офицера, командира и техника требует высокой ответственности, и любая небрежность может привести к большой беде.
Жилая зона Байконура в излучине реки Сырдарьи тогда представляла собой военный городок с населением в 70 тысяч человек. Ничего фантастического в нём они не увидели. Обыкновенные дома, и люди в них жили тоже самые обыкновенные. Типовые застройки кварталов делали этот город похожим на сотни других. Отличало его, пожалуй, только обилие памятников первопроходцам космоса и непривычная разветвлённая система полива деревьев в виде арыков.
Рядом с берегом реки находились особый, «нулевой» квартал и гостиница «Космонавт», где перед запусками жили космонавты. Была там особая, звёздная аллея деревьев, которые посадили космонавты. Правофланговым в ней и сейчас стоит карагач Юрия Гагарина. В Ленинске всегда было молодое население, средний возраст которого не превышал 32-х лет. Здесь всегда было много детей. Их родина – космодром, и этим они потом гордились всю свою жизнь. Кто-то из них, уже став взрослым и окончив институт, возвращался сюда и продолжал дело своих родителей.
Рядом с Ленинском находилась ещё одна, известная всем 13-я площадка – местное кладбище. В семидесятые годы прошлого века там ещё хоронили военнослужащих, но потом их всё чаще стали отправлять на родину. Страшное это было место в закрытой зоне: покосившиеся, забытые безликие могилы с жестяными звёздами и наступавшим на них песком. Сюда уже было некому приходить…
Что и говорить, простора здесь хватало. Огромные равнинные расстояния оглушили Николая Баркова с самого первого дня. Куда ни глянь в сторону от железной дороги – везде одна голая безлюдная степь на многие десятки и даже сотни километров. Со стороны Арала сюда двигались пески. Можно было подумать, что Байконур находился где-то на самом краю света. Так казалось только на самый первый взгляд. Из обустроенного, озеленённого города не видно, что степь за его границами изрезана шоссейными дорогами и железнодорожными ветками, ведущими к стартовым площадкам, техническим позициям и военным городкам, разбросанным на огромной территории. Эта невидимая человеческому глазу жизнь время от времени напоминала о себе дрожью земли, извергавшей огненные смерчи, и уходившими в небо ракетами. Спустя многие годы службы на Байконуре Николай Барков так привыкнет к этим бесконечным равнинам и расстояниям, что ему всегда будет не хватать воздуха в замкнутых пространствах уютных европейских городов.
Свободного места действительно было много. Только раз, гуляя в степи, Николай увидел на холмах рядом с армейским колючим ограждением разрушенные мазары какого-то старого мусульманского кладбища. Местные аксакалы говорили, что строители космодрома потревожили там духов, и это нарушило существовавшее веками равновесие. Добром это не закончится. Военные люди были атеистами и в ответ аксакалам только снисходительно пожимали плечами: «Места-то вокруг полно, сколько хочешь. Почему вам нужно хоронить именно здесь?» Они в такие сказки не верили и шутили: «Избавление от мёртвого в погребении скором. Любой холмик для этого подойдёт».
Старикам космодром не нравился, и они возражали военным: «Места в степи много. Только и люди не животные, они не закапывают своих близких, где попало». Действительно, случалось, что тело умершего, завёрнутое в кошму, казахам приходилось везти за сотни километров. Такие правила и традиции у местных народов складывались и сохранялись веками.
Первые дни на Байконуре стали для Николая Баркова временем привыкания к необычным климатическим условиям, жаре, которая не отпускала даже ночью. Если вспомнить, то эта пустыня в его жизни стала уже второй. Первыми у него были пески Гоби в Монголии, где проходила военная служба отца. Там строили участок железнодорожной магистрали Москва – Пекин. Жили в палатках или сборных бараках, гарнизоны часто менялись. Николаю тогда исполнилось четыре года. Воспоминания из того времени сохранились у Николая неясными образами, словно через мутное стекло. Лучше запомнились запахи, цвета и звуки. Отец носил ладно подогнанную офицерскую форму. От него всегда исходил запах крепких папирос и кожаных ремней, скрипучие хромовые сапоги отливали зеркальным блеском. Матушка, тогда ещё совсем молодая, работала учительницей начальных классов. У неё тоже был свой, особый и приятный запах. Он состоял из духов «Красная Москва», какой-то удивительной чистоты и других замечательных оттенков. С этими запахами к нему приходило состояние покоя и домашнего уюта. Весной пустыня Гоби покрывалась голубым цветом черемши, а летом по утрам от перепада температуры трещал камень. Время текло медленно, но ещё медленнее двигались отары овец по степи. За дрожащей линией горизонта открывались водопады и озёра чистой воды, но это был только мираж. Воду к жилью привозили в цистернах солдаты. А ещё реальностью был стоявший рядом верблюд с клочьями свалявшейся грязной шерсти. У него безразличная жующая морда. «Сейчас плюнет», – лихорадочно пронеслось в голове маленького Николая. Он отбежал на безопасное расстояние и принялся кидать в него камни.
Конец ознакомительного фрагмента.