Крылья любви
Шрифт:
– А как это совместить с нашим трауром? – спросила Джини.
– Да, я понимаю, пережито много бед и горя, это печально, согласен. Но мы отмечаем начало новой жизни, и девушки вправе оставаться юными и беззаботными. Мы никогда не задирали носы перед простыми людьми, но если вы считаете, что танцевать в амбаре для вас невозможно, то я уверен, арендаторы и работники вас поймут. Ни моя сестра, ни ее горничная ни разу не присутствовали на подобных сборищах.
– Я никогда не участвовала в такого рода празднествах. У меня просто не было повода.
– В таком случае тем более, если вы устали, люди не будут в претензии.
Джини
– Мы можем зайти в амбар, но только ненадолго.
Так и вышло, что после долгого обеда Джини и Ардет пошли в амбар посмотреть, как веселятся те, кто на них работает.
Молодой Ричард танцевал по очереди со всеми тремя мисс Ньюберри, которые тем не менее строили глазки овчарам, кузнецу и красивому белокурому пастору деревенской церкви. Мари танцевала с Кэмпбеллом, который ворчал, что он слишком стар для такой чепухи. Однако по секрету признался Ардету, что готов строить из себя дурака, только бы не видеть Мари в объятиях помощника дворецкого.
Джини не танцевала, но время проводила приятно. Она беседовала с женами фермеров, доярками, гусятницами, в то время как Ардет вел разговоры с хозяевами коттеджей, обещая посетить каждого, чтобы познакомиться с условиями их существования и выслушать их пожелания и жалобы. Заверил их, что не станет ничего менять, не посоветовавшись с ними, что заработки их в полной безопасности, если они усердно делают свое дело, ведут себя честно и лояльно и не сплетничают о лорде и леди. Мало того, он окончательно покорил их, когда взял у одного из музыкантов флейту и сыграл на ней необыкновенно красивую мелодию, которую ни один из них в жизни не слышал и никогда не забудет.
Возможно, то была одна из русских песен, подумала Джини. Или он сам ее сочинил. Джини она навеяла мечты о дымных кострах и цыганских таборах, о лесном боге Пане, играющем на своей свирели нимфам, о факирах, укрощающих кобр своей музыкой, – и о любви. Но потом все стало напоминать ей только о любви: и то, как ловко облекает сюртук фигуру Ардета теперь, когда он снял повязки, и то, как ложится ему на лоб прядь черных волос в то время, как он играет, и то, как он в самозабвении прикрывает глаза, проникаясь собственной музыкой, и особенно то, что она услышит, непременно услышит, как рядом с ее сердцем бьется его сердце. Позже.
Кончив играть, Ардет поклонился слушателям и поблагодарил их за то, что они так дружелюбно встречают его самого и его жену. Он сказал, что теперь прощается с ними, и просит продолжать веселье, и желает всем доброй ночи. С женой под руку и с вороном на плече граф Ардет вернулся в свой дом.
Он сказал, что ненавидит сплетни, но разве это сплетни, если кто-то скажет, что их новый хозяин – настоящий джентльмен, а графиня просто чудо как хороша собой. Слухи из Лондона – просто помои для свиней, и незачем их повторять – с этим согласились все. Он граф и может забавлять себя любыми чудачествами, какими только хочет. У него щедрая рука и доброе сердце, хоть он и не слишком часто улыбается.
Он сказал, что ценит честность и хорошую работу. В таком случае он будет доволен своими людьми, они в этом клянутся, потому что любой из них готов исполнять каждый
Глава 25
Словно рыцарь давно прошедших веков – а ведь он сам был таким рыцарем когда-то – так вот, словно рыцарь к сражению, готовился Ардет к удовлетворению своего давнего и страстного желания. Благодарение семи святым, оружие его было наготове. Даже чересчур, чего он, признаться, опасался, ибо ему хотелось продлить наслаждение для себя и доставить его Джини.
Настало время позаботиться о том, чтобы все было обставлено наилучшим образом. Ардет велел подать вино и фрукты. Еще раз принял ванну. Как ему показалось, целый час думал о том, что надеть: брюки, рубашку, носки и туфли, чтобы сбросить все это с себя в считанные секунды, или парчовый халат. Он отослал глупо ухмыляющегося слугу и облачился в халат. Потом осторожно опустил в карман кольцо. Подумал – и переложил в другой карман, откуда кольцо было легче достать. Снова вынул его и принялся полировать о собственный рукав. Проклятие, надо было своевременно отдать его почистить ювелиру! А что, если, не дай Бог, конечно, кольцо не подойдет по размеру?
Джини носила простенькое золотое колечко, которое Олив нашел в Брюсселе, и перстень с большим бриллиантом – его Ардет поспешил подарить ей в Лондоне на зависть другим леди. А кольцо из филигранного серебра с огромным рубином, окруженным маленькими брильянтиками, которое он сейчас держал в пальцах, принадлежало ему самому, оно не было кольцом его первой жены или частью военной добычи. Сэру Корину его пожаловал некий военачальник за победу в рыцарском турнире. Ардет не мог вспомнить, остался в живых или умер от полученных ран его противник.
Фамильные драгоценности в отсутствие наследников хранились в старой крепости, в особом тайнике, и перенесены в новое здание, когда старое было разрушено до основания.
Спотфорд давеча был немало удивлен тем, что графу известен шифр хранилища в офисе Ардсли-Кипа.
– Оно было сообщено мне, – пояснил Ардет, намекая на то, что тайна передавалась из поколения в поколение, от отца к сыну. – Я сам не мог жить в Англии, но мое наследие всегда было как бы со мной.
Все награды давно ушедших лет были здесь, некоторые из них он не помнил. Но зато узнавал ценности, которые умудрился получить в более позднее время, то были выигрыши в иных турнирах между жизнью и смертью.
Спотфорд хотел показать ему упорядоченные списки всего, что находилось в хранилище, чтобы доказать, что не взял ничего, кроме тех драгоценностей, которые были проданы по письменным приказам агентов его милости, а деньги потрачены на приобретение новых земельных участков и необходимого оборудования, а также на увеличение платы за работу.
Ардет не хотел перелистывать все эти страницы, тем более сегодня. Если бы этот человек оказался вором, то документы скорее всего изменены или фальсифицированы. Но Ардет такого не думал. Спотфорд смотрел на него спокойными глазами, в них не было даже намека на чувство вины. Ардет и завидовал этому человеку, и восхищался им.