Крылья мужества
Шрифт:
Затем Хромуша прожил несколько недель у барона и часто виделся в это время со своими друзьями; на следующий год он посетил Швейцарию, Германию и даже некоторые польские, русские и турецкие провинции. Впоследствии он объехал север России и часть Азии; везде покупал он птиц, которых туземцы убивали на охоте, делал из них мумии и посылал барону, коллекция которого стала таким образом одною из богатейших во Франции. Но он твердо держал свою клятву — никогда
Хромуша не был за то в претензии на него. Он не был честолюбив и был вполне счастлив тем, что мог удовлетворить свою страсть к природе. Барон приобрел репутацию ученого и некоторую известность, что постоянно было целью всех его стремлений, и отблагодарил Хромушу тем, что сделал его наследником всего своего состояния. После смерти барона племянники его затеяли большой процесс с жалким, дрянным педантом, как они называли Хромушу, который по их мнению, умел подольститься к дяде. Завещание было сделано вполне законным образом, и очень вероятно, что Хромуша выиграл бы процесс, но он не любил спор и согласился на первую сделку, которую ему предложили. Противники оставили ему замок, музей и участок земли, которого было достаточно на то, чтобы жить без больших затей и путешествовать.
Хромуша был так доволен своей судьбой, что считал себя ее баловнем. Он поселил в замке свою семью, а также дядю Лакиля с семьей, а сам проводил жизнь в беспрестанных путешествиях. Время от времени он возвращался домой и занимался коллекцией своего благодетеля, которую свято поддерживал. Иногда он пропадал по целым годам и никто не знал, жив ли он, так как он проживал подолгу в таких диких местах, где не имел никакой возможности послать о себе известие родным. Он был всегда кроток, терпелив, обязателен, великодушен и щедр более, чем то позволяли его средства. Естествоиспытатели, встречавшиеся с ним в отдаленных экскурсиях и, между прочими, Левальян, передают много случаев, доказывающих его чрезвычайную доброту и необыкновенное мужество, но так как он сам никогда не рассказывал о себе, то неизвестно, насколько справедливы показания его современников.
Годы шли за годами, и Хромуша наконец состарился. Однажды, изучая в Лапландии нравы гагар, он сильно утомился и замерз, так что опять начал хромать, как в детстве. Он привык к движению, необходимость вести теперь более сидячую жизнь тяжело отозвалась на расположении его духа и он стал скучать, он думал, что ему осталось уже недолго жить, и в последние свои годы разослал птиц, составлявших его коллекцию, разным музеям, со множеством анонимных примечаний, которые ученые оценили по достоинству, хотя и не знали автора их. Насколько другие любят молву о себе, настолько Хромуша любил оставаться неизвестным; тем не менее его все знали, любили и уважали в окрестностях, называли господином бароном, и даже нашелся бы не один человек, который был бы готов по одному его слову броситься в воду. Хромуша был очень счастлив, как видите. Последнее время своей жизни он занимался рисованием. Его превосходные рисунки ценились очень дорого. Почувствовав близость кончины, он захотел еще раз взглянуть на большой утес. Он был еще не очень стар, и семья его не имела серьезных опасений насчет его здоровья. Верные друзья его, аптекарь и священник, были гораздо старше его, но они были еще довольно крепки и бодры. Они вызвались было проводить его, но Хромуша поблагодарил их и сказал, что хочет остаться один. Все знали его склонность к уединению и не хотели стеснять его, он обещал не уходить далеко по морскому берегу.
Настал вечер, Хромуша не возвращался. Братья его, племянники и друзья стали беспокоиться, и все, в том числе священник и аптекарь отправились с факелами отыскивать его. Но напрасно проискали они всю ночь. Его нигде не было видно. На следующее утро принялись его искать везде по берегу и долго повсюду расспрашивали о нем. На дюнах царило безмолвие, море не выбрасывало никакого трупа. Одна старуха, ловившая рано поутру раков на морском берегу, уверяла, будто видела большую морскую птицу, какой никогда прежде не видывала, птица эта пролетала так низко над ее головой, что даже задела крыльями за ее чепец, и прокричала ей голосом господина барона:
— Прощайте, добрые люди, не горюйте обо мне, я опять раскрыл мои крылья.