Крылья не белого цвета
Шрифт:
Слова прозвучали слишком абстрактными, вспомнилось, как однажды Юэн говорил про странные и условные связи, в результате которых Альбиус, пусть и не кровно, но якобы был отцом. Соврал? Тогда или сейчас? Я не постеснялась сказать об этом непонимании.
— Нет. Объясни.
— Это можно лишь показать.
— Это — что?
На лице Юэна отразились странные чувства.
— Кладбище из таких, как я. Мало кто может отрастить крылья снова.
— И… Как же ты покажешь его? — на меня точно навалился ступор. Странное неожиданное признание прозвучало явно не в нужный момент. — И ещё. Погоди. Зачем мне на кладбище?!
— Что бы знать.
—
— Это надо ещё увидеть. — последняя реплика была сказана так, будто её произнёс ребёнок, категорично, настойчиво.
— Я верю тебе.
Слова не имели силы.
— Юн…
— Я хотел бы… Однажды я покажу, всё покажу….
Его белые ресницы задрожали. Слова оборвались в миг. Остаток ночи мы провели в тишине. Каждый был удивлён и расстроен.
========== Глава 19. Место смерти ==========
Последний месяц оказался для меня плодотворным. Удалось написать несколько рассказов и целых десять стихов. Сама природа подталкивала к этому действию — как специально была красивее, чем прежде, она вообще была безумно красива. И однажды Он заставил меня, вырвав из рук карандаш и заставив посмотреть на себя.
— Мечты не сбываются сразу, но они все же сбываются. — сказал Юн, лучась таким счастьем, которого ещё никогда не видела на его лице.
Расправил крылья, заставил обомлеть и ахнуть, а перед этим, словно специально, подмигнул и широко улыбнулся.
Под синими перьями скрывалась одна неожиданность — окрас, который с виду казался насыщенным, но весьма холодным, на самом деле был ярким и пёстрым. Внутренние перья горели красным, желтым и зеленым цветом, к сожалению, увидеть это можно было только в полёте; либо оставалось ждать, пока Птенчик сам покажет их, как сегодня.
И когда я увидела это, замерла, не зная, что и сказать. Увиденное было слишком красивым, а оперение — ярким, даже немного кричащим. Жаль Юэн так долго не хотел показывать свои крылья, расплавив их только сейчас! А быть может, и к лучшему. Те, кто видели его, если таковые существовали; не могли догадываться, сколь ярок, внушителен и могуч внутренний мир моего маленького крылатого мечтателя.
— Это…
— Не говори, что этого не может быть! Верь в то, что ты видишь! Я и сам… с трудом… Но теперь — так.
— Надо верить. — бездумно забормотала я, обняв свою «синюю птицу».
— Отпусти.
В минуты сильнейшей радости он не любил обниматься и желал оставаться немного на отдалении.
— Не отпущу. Ты — мой.
— А я и не говорю обратное…
Сложно было скрывать такую «птичку» в клетке соседней комнаты, а ещё сложнее удержаться от соблазна назвать Юэна моей персональной синей птицей — он правду стал птицей моего счастья. Жизнь обещала наладиться!
***
Он предложил мне прокатиться. Встал, напрягся и сделал несколько непонятных движений спиной. Незаметные ранее мышцы стали намного больше. Налившиеся свечением крылья загорелись насыщенным цветом. Теперь они были не просто забавными и красивыми, а огромными, в несколько раз больше, чем прежде; огромными, сильными и уверенными. Единственная мысль, которая переполняла меня: подойти к существу со спины, обхватить его за тонкую шею и талию, забраться на его спину, забыть обо всём на свете и отправиться в долгий путь!
Кажется, наши мысли совпали. Протянутая рука, действительно, приглашала меня.
— Не бойся…
Снова этот чарующий голос!
Ангел, как за глаза назвала я Юэна, встал на одно колено и помахал крыльями.
— Ты приглашаешь… меня?
— Мы здесь одни. — как бы намекнул он.
А я стояла, как дурочка, посреди пустой одинокой комнаты, искала ответы на мучимые меня вопросы, думала, страстно думала о чём-то своём, и тут он…
— Скорей же!
Нельзя было заставить ждать! Это непростительно и оскорбительно по отношению к сущности, которая по каким-то ведомым одному Богу причинам ни разу не была против меня.
— Я не…
Он резко махнул головой. Длинные серебристые, ещё час назад белые волосы, обрамляющие овал лица, теперь были перед глазами.
— Хватайся крепче! — скомандовало ангелоподобное существо. — Держись! Не бойся меня коснуться!
Оставалось исполнить указ, прижаться крепко к нему. И вовремя! Уже через какое-то мгновение, комната и весь дом, его серый туман, улицы с сотней людей остались далеко внизу. Шпили огромного замка, сотканного из облачной бязи, поравнялся с нами. А после вниз ушли облака. Невиданной силы полёт был чем-то поистине великим, а крылья, отражавшие солнечный свет, едва не слепили глаза.
Летящий кружил, делая невиданные повороты, и при этом вроде бы пытался удержать меня. В знак невиданного уважения, перехватил мою руку своей. И я не боялась сорваться. После всех тех красот, что открылись в сегодняшний день… Больше всего боялась, что он обернётся и снова подарит взгляд! Ведь тот сведёт с ума и заставит разжать ладони…
Крылатый всё понял. Он ни разу не повернул головы. Говорил, не глядя в глаза. Видимо знал или понимал, чем это может закончиться.
Короткие рыжеватые волосы развивались на тёплом ветру. Я визжала, как маленькая, и не могла по-другому выразить всех эмоций. Мы поднялись достаточно высоко, чтобы видеть звёзды. Удивительно, но погода была тут достаточно тёплой: температура не опускалась, не встречались дожди и туманы. Кажется, Юн предвидел всё — даже такие нюансы и выбрал солнечный день.
— А теперь… — сказало он. — Надо спешить!
Я и без того прекрасно знала, что надо.
— Я покажу тебе кладбище крылатых людей… Как обещал. Я сдержу слово! Сдержал…
Облака, коснувшиеся его перьев, вспышкой мелькнули вдали. Они отдалялись и растворялись где-то далеко-далеко. Меня ждали иные красоты. Иные миры. Иные эмоции. И именно навстречу им я готова была улететь на край света!
***
Поразительно было смотреть на огромные мраморные фигуры, что с виду напоминали людей. Удивительно, жутко, захватывающе. Но больше всего страшно. И не только от внешней масштабности, но и от холода — удивительно едкого и колючего.
Каменные плиты потрескались. Обветшали и надписи, почти стёрлись слова и буквы. Имена утонули в вечности, и кости, должно быть, рассыпались. Смерть победила жизнь. Или наоборот? Среди трещин, пожирающих камень отыскался какой-то росток. Он был небольшим, но достаточно сильным и крепким, и имел при себе великую цель.
Он рос, объединяя камень, схватывая своими побегами части расколотой статуи, и в то же время он жил лишь от того, что статуя уже была разрушена. Он вился по трещинам, видел в них своё будущее, хватался за поломанные края. И вот вопрос: «Что он делал? Побеждал жизнью смерть или жил за счёт давно наступившей кончины? За счёт могилы, этого неизвестного мёртвого и этого камня, который почти истлел.»