Крылья нетопыря. Часть I. Сон разума
Шрифт:
Здесь ересиарх выразительно посмотрел в глаза Илие и всплеснул руками. Голос Синода оставался каменно спокоен.
– У меня было достаточно времени подумать, и я решил принять твоё предложение. Во всяком случае, худой мир лучше доброй вражды. И помощь Храмовых скал мне сослужила бы отличную службу. Но тут Стародум-таки добрался сюда и начал свою атаку. Я надеюсь, ты понимаешь, Илия, что это было очень некстати?
– Допустим, – хмуро бросил святой отец. – Дальше.
– А дальше, – Азарь снова развёл руками, – что мне оставалось делать? У меня не было никакой возможности остановить
Илия хлопнул ладонью по столу. Подсвечники низко подпрыгнули, пламя свечей задрожало. Сделав несколько глубоких вдохов, голос Синода произнёс:
– Здесь пока ещё задаю вопросы я, сударь мой ересиарх. И ты вовсе не в том положении, чтобы вести себя как обычно.
Тихо открылась дверь, и в пыточную тенью скользнул рытник. Он навис над преподобным и что-то коротко бросил ему на ухо. Илия как-то едко усмехнулся и встал. Поправил рясу, пригладил пояс.
– Закончим наш разговор по дороге. Пошли.
Они вышли из пыточной вдвоём – рытник остался внутри и чем-то гремел.
– А не боишься, что я снова попытаюсь сбежать? – поинтересовался Азарь.
Илия пожал плечами.
– Я не так глуп, чтобы недооценивать тебя настолько, сударь мой ересиарх. Ты своими глазами видел наших цепных псов, как вы любите их называть, в деле. Едва ли ты решился бы на побег, зная, что все они теперь свободны и винят тебя в гибели своих друзей и близких.
– Но что, если я возьму тебя в заложники? – настаивал Азарь.
– Было бы просто прекрасно! – живо отозвался преподобный. – Я бы отнюдь не стал бороться за свою жизнь. Я пал бы как мученик, а после меня, может, даже канонизировали бы. Ну а ты всё равно не ушёл бы от своей участи.
– А если у меня снова припрятан козырь в рукаве?
– Твой козырь мы уже перепрятали. Но не думай, ты ещё увидишь Гааталию. Так что там с твоими объяснениями?
Азарь сжал ладони в кулак – Гааталия ещё жив.
– Ну и вот, – невозмутимо продолжал ересиарх, – я сказал вам, что могу остановить бессмысленное кровопролитие, а вы в очередной раз поступили по-своему. Вы упустили драгоценные минуты, если не часы. Время в камере, знаешь, течёт очень странным образом. Никогда нельзя знать наверняка, сколько же его прошло.
– Если ты стремился остановить кровопролитие, зачем сбежал, когда тебя, наконец, повели ко мне?
– Ну, во-первых, один из моих тюремщиков посулился мне спустить шкуру живьём. Не самое бодрящее начало, – резонно заметил Азарь. – А во-вторых, пока мы с тобой обменивались бы любезностями, чёрт-те что могло бы произойти.
– В таком случае, почему же ты не бросился сразу к Безумному риву, а начал бестолковую свару с моими засадами и погоню за тихими омутами?
Они шли всё теми же душными коридорами. Всюду, куда ни кинь взгляд, проходили глубокие трещины, валялись обломки стен и потолков. Однако все переходы уже были хорошо освещены. Все каганцы исправно горели, а между ними в довесок пылали факелы.
Тут и там куда-то бежали храмовники. Что-то тащили, кого-то вели. Работы им теперь хватит надолго – убрать трупы и рассортировать, избавиться от вражьих и похоронить своих, восстанавливать Храм и прочее.
– Мальчишки мне были нужны, – пожал плечами Азарь. – Когда бы ещё выпала возможность умыкнуть их?
– Допустим, – с нажимом произнёс Илия. – Дальше.
– А что дальше? Дальше, как только у меня появилась возможность, я дал приказ всем существам разворачиваться, и они повернули. А ваши люди, вероятно, решили, что это им своей доблестью удалось обратить монстров в бегство? – усмехнулся ересиарх.
– Это уже не твоего ума дело.
Какое-то время они шли молча. Азарь озирался по сторонам и напрягал зрение, на всякий случай запоминая дорогу.
– Не утруждайся, – съязвил Илия. – Этим путём тебе не пройти.
Азарь то и дело ловил на себе разъярённые взгляды. Если бы не святейший отец Илия, на ересиарха сейчас набросились бы все от мала до велика и разорвали в клочья.
Узник криво ухмылялся и хитро заглядывал каждому в глаза, как бы говоря: «Где же теперь ваше смирение и добродетель? Подставляйте левую щёку!»
Коридоры раздавались вширь, становились светлее. Их стены всё чаще покрывались облицовкой и чем дальше, тем дороже был камень. Потолки становились всё выше, их уже подпирали высокие колонны – каменные столбы, образованные при слиянии сталактитов и сталагмитов. По стенам и потолкам тянулись фрески. Тысячи святых с неприязнью взирали на виновника сегодняшнего кошмара.
– А где ты научился так драться? – нарушил молчание голос Синода. – Я думал, умные и образованные люди вроде тебя этим не блещут.
– Твоя правда, преподобный, не блещут. И я бы не блистал и даже не расстраивался бы. Знаешь, я из неревских племён, а у нас в обычае в четыре года садить мальчика на коня. К семи годам мы уже обязаны сносно стрелять из лука, а к десяти – держать меч. Но мой папаша был… садист. Лихоборский боярин, сотник старшей дружины, он не мог себе позволить, чтобы его сын уступал в боевом умении хоть кому-нибудь. Думаю, в глубине души он видел меня не просто витязем, а удельным князем. Поэтому вместо детства у меня была учёба. Когда остальные мальчишки, даже дети черни, лазали по чужим дворам за яблоками, я читал жития святых в подлиннике. Когда все шли купаться, я учился исчислению. Когда все ещё спали в своих колыбелях, я постигал воинскую науку. Меч, лук, самострел, защита и нападение с щитом…
– Может, тебя пожалеть?
Азарь усмехнулся.
– Себя пожалей, преподобный. В смутные времена тебе достались Храмовые скалы.
Они прошли в просторное помещение с витыми позолоченными колоннами и такой же позолоченной лепниной. На стенах и потолках разные деяния святых отцов церкви. Вот Игемон Лунглисский побеждает копьём змея, вот Аарон Рыжебородый приводит в лоно церкви язычников Бараа-Тору, а вот и всем известный подвиг Селига Блаженного, когда он в одиночку с одним крестом вышел против людоедов-варваров, напавших на храм в Сатхаир Арде.