Крылья Радуги
Шрифт:
Это действительно был Анкас – дивная вещица из мягко поблескивающего металла. Его не украшали ни инкрустации, ни россыпи драгоценных камней, но по удобной широкой рукояти, по уплощенному крюку к фигурному набалдашнику, завершавшему его вместо злого, колючего острия, текла тонкая, завораживающая взгляд чеканка. Айгататри читала знаки легко, как никогда не прочла бы письмена. Она увидела драконов – и впервые не почувствовала ни отвращения, ни опасности. Спираль Даренлара вилась внутри белесого зазвездного марева, напоминая косточку гигантского плода, или завязь цветка, или желток яйца огромной птицы. Жизнь, теплившаяся на жмущихся друг к другу звездах, была столь хрупка, что любое холодное дуновение тьмы несло ей гибель, но покров зазвездья – родного мира Айгататри, ее детища, ее обители и
Ведьма увидела грифонов – таких, какими они были прежде, а не таких, какие служили ей, одурманенные чарами, и сфинксов, и множество прочих существ, до жизни и разнообразия которых ей никогда не было дела. Огромный Даренлар струился по округлой рукояти и по закруглению крюка стекал в Неопределенность, ибо на блестящем полированном набалдашнике не было изображено ничего, да и сам он, казалось, ежеминутно изменял форму, будто капля металла, готовая сорваться и упасть, исчезнуть неизвестно где.
Айгататри смотрела на Анкас, созданный неведомым мастером еще в те времена, когда Даренлара не было, и даже имени его еще не успело родиться. Возможно, этот рисунок и подсказал Дагмару черты его будущего мира…
Воздух вокруг знакомо и зловеще завибрировал. Айгататри чувствовала, как меняется окружающее ее пространство, плавясь и искажаясь, как оно вспухает и пучится под тяжестью напирающей агрессии. Но она не стала ждать, когда тьма прольется из созревших гнойников. У колдуньи не было никакого замысла, она просто повиновалась мгновенному желанию и, собрав оставшиеся после борьбы в Зале Шелка силы, захлопнула ларец и рванулась прочь из Айен-Шайю, прочь с Шахимеи, унося с собой сокровище Даренлара.
Ведьма летела, листая миры, преобразуя и вновь восстанавливая измерения, рассекая само течение времени. Она остановилась там, где на нее лег свет нежаркого дня и где вокруг большого водопада, не сводя с него внимательных глаз, на каменных берегах лежали и сидели сфинксы. Она приблизилась к водопаду, с отвращением глотая влажный воздух и чувствуя на не защищенных панцирем участках своего тела прохладные брызги. Вода грохотала, мощным потоком срываясь со скалы и рассыпаясь на множество более мелких водопадов. Над ними реяли радуги, такие яркие, что казалось, их легко можно потрогать руками.
Это место звалось Источником Благодати, и кроме водопада и небольшого пятачка каменистой суши вокруг него, в этом мире ничего не было. Откуда приходила река и куда именно низвергалась, не знал никто.
Ни один из сфинксов при появлении Айгататри даже не повернул головы. Они так долго лежали здесь, что, как заметила Ведьма, их лапы и нижние части туловищ, соприкасавшиеся с почвой, начали каменеть. Но она не испытывала к этим существам жалости: она вообще не знала, что это за чувство.
Колдунья открыла ларец и вынула Анкас. Искушение внимательно посмотреть на него еще раз было велико, но она понимала, что нужно торопиться: время теперь все чаще выходило из-под ее контроля. Она уронила Анкас в бездну, туда, куда падала вода. Там было совсем темно, но один небольшой уступ выдавался из гладкого камня и был, хоть и слабо, но виден. Вода в этом месте, вдали от ввинчивающихся в темноту воронок, текла спокойнее, и Анкас лег на каменный выступ так естественно, словно испокон века лежал там. Айгататри обвела взглядом водопад и все, что его окружало, а затем, почувствовав приближение достаточно мощного временного вихря, растаяла, возвращаясь в Айен-Шайю.
Она оказалась там за миг до того, как первый из пузырей порвал пространственную ткань и уставился на нее своим бездонным зрачком. Ведьму жестоко хлестнуло болью: летая второпях к Источнику и обратно, она растеряла изрядную часть своего защитного тумана и у нее не осталось времени нарастить новый. Судя по тому, каким сильным было излучение на этот раз, все сроки, как и терпение тьмы, уже истекли.
Источник Благодати был чуть ли не самым загадочным местом в Великом Даренларе. Одна из последних гипотез говорит, что в ту пору творение Даренлара не было до конца завершено. Боги, явившиеся вслед за Дагмаром, чтобы помогать ему строить новый мир, уделили немало внимания отделке ядра галактики и того, что находилось близко к нему. Периферия привлекала их меньше, хотя и там встречается немало планет, красота которых близка к совершенству. Временами боги бывали рассеяны и просто-напросто забывали доделать ту или иную работу, случались и неудачи, и разочарования. Губить только что созданные миры представлялось слишком жестоким и нерациональным, ибо по прошлому опыту боги знали, что иногда именно из ошибочных созданий получаются самые интересные. С любопытством бывалых мастеров и легкомыслием детей они создали Великий Даренлар, забыв добавить кое-где окончательные штрихи или хотя бы убрать явные помарки, и спокойно отправились дальше, разгоняя по дороге тьму и играя солнцами.
Источник Благодати был не просто незавершенным миром. Он, скорее, был едва начат. Неведомой формы конечность божественного гения выписала на его полотне всего одну сцену, и в остальном Даренларе немного нашлось бы мест, которые могли соперничать с ней величием и красотой. Поток, летящий ниоткуда, исчезающий в никуда, неминуемо поражал воображение. Ниоткуда струился и свет, ибо место это нельзя было даже в полном смысле назвать планетой, а значит, у него и солнца своего не было. Но небо над водопадом имело зеленоватый цвет, через определенные промежутки времени оно вечерело, становясь темно-изумрудным, потом вновь начинало светлеть, и так цикл за циклом.
Магия творения была обречена смешиваться здесь с магией хаоса, вот почему Белой Ведьме удалось привязать сфинксов, мудрейших из жителей Даренлара, к этому водопаду, к этому небу, к этим ярким, почти осязаемым радугам. Сфинксы – одна из немногих рас-экстремумов: их культура основана на неких крайних чертах, которые в других цивилизациях не достигли такой остроты, а растворены в общем культурном котле. Сознание большинства сфинксов лишено парадоксальности. Если они не видят в чем-то закономерности, это причиняет им почти физические муки. Если логика не приводит к ответу, они способны надолго потерять волю к жизни. Источник Благодати – разве могла Айгататри подыскать лучший предмет, чтобы долго и методично сводить сфинксов с ума?
И вот, десятки их лежали и взирали на водопад, не в силах – да и не желая уже – постичь, откуда, куда и как падает этот сверкающий поток. Их не заинтересовал приход Айгататри, и когда, вскоре после ее исчезновения, в воздухе начало расцветать устье портала, ни один из сфинксов не выказал никакого интереса.
Дагмарид и Хапи явились в этот мир, еще не вполне оправившись от предыдущей катастрофы. Дагмаридом владела тревога, и одновременно он ощущал в себе столько странных, подчас противоречивых сил, что уже удивлялся, зачем ему понадобилось бежать. Он никогда не сталкивался с существами из зазвездья, не представлял их могущества и не чувствовал перед ними страха, особенно теперь, когда внутри него самого бурлила столь мощная энергия. Он немедленно повернул бы назад, чтобы встретиться с Айгататри лицом к лицу, но, к счастью, еще не успел понять, что путь, которым он сюда пришел, был проложен в пространстве им самим, и продолжал считать его одним из уже знакомых ему глейнеров.
Находясь в таком смятении чувств, Дагмарид поднял глаза и увидел то, что уже многие десятки циклов созерцали сфинксы – рвущийся с неба пенный водопад, не имеющий ни начала, ни конца. Зрелище это озадачило юношу. Не обращая внимания на предостерегающий возглас Хапи, который только теперь обнаружил, что лежащие по берегам странной реки фигуры – живые, Дагмарид подошел к самому краю бездны, где всего за несколько мгновений до него стояла Айгататри, и посмотрел вниз. Он ощутил благоговейный трепет, увидев, что вода, срываясь меж каменных стен, клокоча и пенясь, постепенно обращается в далекие густые звездные россыпи и исчезает. Древней магией повеяло на него, и в этом дыхании было что-то такое манящее и опьяняющее, что он, наделенный силой, но не владеющий ею в совершенстве, откликнулся на этот зов и покачнулся на краю…