Крылья распахнуть!
Шрифт:
– Я в тот день подписал не только бумаги на покупку шхуны. Я составил завещание на имя Хозе Сончеса. Это было его условие: мол, небоходное дело опасное, а он не хочет потерять свое имущество, если я погибну. Вот я и понес завещание в гостиницу. Кто-то из слуг сказал, что Сончес должен быть в комнате, которую слуга некоей молодой спандийки снял для своей госпожи. Я поднялся по лестнице на верхнюю галерею, под крышу. Дверь почему-то не была заперта, но в комнате никого не оказалось. Я хотел спуститься и подождать внизу, но услышал скрип ступеней. Я глянул через перила и увидел, что по лестнице
Дик запнулся, мгновение помолчал – и продолжил виновато:
– Ваша милость, я понимаю, что поступил нелепо. Но я принял женщину за танцовщицу, с которой незадолго до этого переспал. Подумал: она заговорит со мной, Сончес приревнует, а он мой хозяин. Я… я испугался. На галерейке спрятаться было негде. Я зашел в комнату и встал за длинную, до самую пола, портьеру. За ней была ниша для плащей и прочего барахла… глупо, да?
– Глупо, – согласился с подоконника незнакомый красавчик.
«Конечно, глупо», – вздохнул про себя Бенц. Рискуя своей шкурой, он изображал из себя трактирного сказителя с одной целью: выиграть время.
Надо было удирать. Немедленно. Но лескаты отдыхали в общем загоне. Чтобы забрать тварюшек, нужно было предъявить разрешение начальника порта на взлет. А получить разрешение Дик не успевал. Люди Эдона Манвела этого бы ему не позволили…
– Женщина заговорила еще на пороге, входя в комнату. И я сразу понял, что ошибся: это не моя танцовщица, у этой джермийский выговор. И она произнесла фразу, которая сразу захватила мое внимание: «А если ду Венчуэрра не убьет этого твоего Бенца? Если эдон Манвел умнее, чем ты о нем думаешь?»
Дик первый раз взглянул в глаза собеседнику:
– Ваша милость, они надеются уничтожить вас. Сончес хочет стать «королем без короны», а я… я должен буду умереть ради его выгоды. И чьей-то еще…
Эдон Манвел раздраженно дернул углом большого рта, тонущего в бороде:
– Говори по делу. Что ты слышал?
– Сончес ответил: мол, если Бенца не убьют, на этот случай другой план есть. И тут заговорил третий человек. Я его с лестницы не заметил: он, видимо, шел за Сончесом. Выговор тоже джермийский, голос властный. Говорит: лучше бы, дескать, Бенца убили, потому что на письмо надежды меньше. Я не удержался и глянул в щель между портьерой и стеной. Этот человек… ну, третий… стоял ко мне спиной. Старик, одет как слуга. Но говорил твердо, по-хозяйски, все время употреблял слово «мы». «Мы решили… мы не потерпим…» О, вот что он сказал: «Ты займешь место эдона Манвела, но бойся хоть в чем-то пойти нам наперекор. Ты и не подозреваешь, какие силы стоят за нами!»
«О Старшие боги, – про себя взвыл Дик, – что за бред я несу!»
Но быстрый взгляд на лицо собеседника показал ему, что «король без короны» не считает сказанное бредом. Видимо, всегда ждет удара в спину от любого из подручных.
– Джермийский выговор? – резко переспросил ду Венчуэрра.
– И заметный! – с готовностью подтвердил Дик. – Я больше скажу: Сончес, обращаясь к женщине, называл ее «геерета». Как барышню-джермийку.
Кажется, это он соврал удачно, лег на верный курс. А ведь рассуждал просто: у города в соседях – Спандия и Джермия. Конечно, в Порт-о-Ранго
– Когда джермийцы ушли и Сончес остался один, я вышел из-за портьеры и потребовал объяснений. Сончес сначала опешил, а потом… потом избил меня…
– Это он может, – не сдержался верзила, стоящий рядом с Диком. Но тут же заткнулся под взглядом господина.
– Но я еще нужен этому подонку, – горько продолжал Бенц. – Когда он отвел душу, он принялся меня уговаривать. Сказал, что я все не так понял. Что никто не собирается меня убивать. Что мне всего-навсего придется скрыться на некоторое время, а ду Венчуэрру обвинят в моей смерти и покарают…
– Покарают? – зло хохотнул эдон Манвел, и его подручные тоже рассмеялись. – Судейские-то шавки?
– Вот и я в этом усомнился, – серьезно ответил Бенц. – Но Сончес ответил: «Какие, ко всем демонам, судьи? Мы напомним этому бешеному псу про Симона Веллье!» Простите за грубость, сударь, я его слова повторяю…
Верзила шумно вздохнул и переступил с ноги на ногу. Красавчик спрыгнул с подоконника.
Эдон Манвел озадаченно перевел взгляд с одного подручного на другого:
– Я чего-то не знаю? Какой еще Симон Веллье, крабы его сожри?
– Это старая история, – объяснил Дик. – Я у Сончеса спрашивать не рискнул, но на следующий день узнал от портового сказителя, что в давние времена жил в Порт-о-Ранго богатый франусиец Симон Веллье. Судьи и стража перед ним на цыпочках плясали. Но как-то он велел своим людям сжечь стоящий на рейде корабль соперника. Вот тут Порт-о-Ранго не выдержал. Ночью к особняку Веллье подступила толпа с факелами. Охранникам велели выйти – тогда, мол, живы останутся. Двое, говорят, вышли, этих и впрямь отпустили. А остальные вместе с хозяином сгорели в доме. Кто пытался выбраться из огня, тех убивали на месте.
– Да, про это и я слышал, – хмуро подтвердил красавчик. – Куда смотрела городская стража, хотел бы я знать…
Дик подавил нервный смешок (кому бы вспоминать про стражу!) и объяснил:
– Рассказывают, что стражники сами в толпе стояли. А судьи потом признали, что дом загорелся от неосторожности с огнем кого-то из домашних. А толпа, мол, сбежалась на пожар. Видно, и судьям от Веллье тошно было… Сказитель еще добавил: «Мертвый волк никому не страшен, а обгоревший волк не годится даже на шкуру…»
– Мало ли чего сказители врут… – неуверенно хмыкнул эдон Манвел.
– Не врут, – вмешался в беседу верзила. – Ваша милость изволит знать коптильню Йоргена Штайса? Вот это когда-то и был дом Веллье. Он выгорел изнутри, одна каменная коробка осталась. Дед Штайса ее купил и перестроил в коптильню.
– Да? – озадаченно почесал бровь его хозяин. – Плохо этот Веллье держал в руках штурвал. Вот я… – Он оборвал фразу.
– Я же так и сказал! – кинулся в атаку Бенц. – Я Сончесу так и сказал: весь город говорит, что ду Венчуэрра велел спалить «Облачного коня»… простите, ваша милость, что сплетни пересказываю… так из-за этого ни одна бродячая собака лапой за ухом не почесала! А из-за того, что исчезнет неведомо куда чужак, у которого в городе ни родни, ни друзей…