Крылья распахнуть!
Шрифт:
Все притихли. В сарае словно повеяло ледяным ветром.
Не смутился только Дик Бенц.
– Ну, мои кишки пока при мне, – легкомысленно заявил он. – И еще посмотрим, кто доберется до чьего брюха.
«Мальчишка! – взвыл про себя Отец. – Ему только деревянной шпагой бурьян рубить, в войну играть!»
А Бенц дожевал остатки угощения и ловко, не опираясь на руки, встал.
– Словом, там поглядим, – подвел он итог разговору. – Сначала надо узнать побольше… Сгоняй, юнга, за водой, умыться бы перед сном…
Паренек вскочил на ноги и браво отозвался, как положено леташу, получившему приказ:
– Да,
– Тащи сразу два ведра, умыться все захотят, – уточнил Отец, который знал, что Олуху приказ надо растолковывать (с парнишки станется приволочь кружку воды).
Обернулся Олух мигом. Он приладил себе на плечи на манер коромысла какой-то шест, приволок на нем два больших ведра и просиял от похвалы.
Но и двух ведер не хватило. Первыми мылись – по чину – капитан, погонщик и боцман. На Хаансе вода закончилась.
– Волоки еще! – велел Райсул.
Юнга весело приладил на шест пустые ведра, поднял шест на плечи и кинулся бежать – но тут нога его поехала по мокрой земле. Олух потерял равновесие, дернулся, чтобы не упасть. От резкого движения шест крутанулся, с конца его сорвалось ведро и полетело в капитана, стоящего у стены сарая. Бенц шарахнулся в сторону, и ведро врезалось в стену – точно в то место, где он только что стоял.
Олух захлопал глазами, соображая, что же он натворил. Команда подобралась, напряглась.
Капитан спокойно поднял ведро, бегло взглянул: цело ли?
– Плохо метишь, – сказал он ровно. – Промахнулся.
Юнга заметался взглядом по сторонам: куда удрать? Но не посмел кинуться наутек. Упал на колени прямо в грязь, закрыл голову руками.
Погонщик шагнул ближе:
– Сударь, уж простите мальца. Он худого не хотел, просто поскользнулся…
И замолчал под взором капитана. Старик не ожидал, что веселый юноша Дик Бенц может глядеть так сурово и тяжело.
Команда придвинулась ближе, каждый готов был вмешаться… нет, на капитана руку поднять немыслимо, но вот самому под удар сунуться, мальчишку прикрыть…
Капитан перевел взгляд на юнгу:
– А ну, встать, живо…
Он не крикнул, но тон был такой, что мальчишка разом поднялся на ноги, будто его дернули за шиворот.
– Не сметь больше на коленях стоять! Никогда! – Капитан говорил негромко, но вокруг него словно полыхали незримые молнии. – Ты небоход. Ты на землю сверху вниз глядел, тебе облака под сапоги стелились. Тебе нельзя ни у кого в ногах валяться – понял, леташ?
Юнга закивал, не в силах вымолвить ни слова.
– Как тебя зовут? – спросил Дик Бенц обычным голосом. Склонив голову набок, он разглядывал юнгу так, словно видел его впервые.
– О… Олух, – выдавил из себя мальчишка.
– Это прозвище, а имя?
Юнга застыл с разинутым ртом.
Бенц обернулся к погонщику. Старик развел руками: мол, чего нет, того нет…
– Худо, – вздохнул Дик. – Прозвище есть у любого леташа, но имя… это так важно для человека…
Как наяву, услышал Бенц неспешный голос деда:
«Имена определенно влияют на судьбу. Вот меня зовут Бенетус: спокойное, мягкое имя, его носил некогда король Бенетус Мудрый. Имя для рассудительного, уравновешенного человека, книжника и философа… Ну, почему я позволил жене самой выбрать имена детям! Она назвала сына Рейнардом. Как знаменитого разбойника Рейнарда Худи, про которого бродяги и бездельники поют в трактирах баллады… Вот и вырос головорез! Подался в наемники. А может, и в разбойники, откуда мне знать… А дочку назвала Мирандой. Как ту сказочную принцессу, что на хрустальной колеснице летала из страны в страну и всех пленяла своей красотой. Вот теперь она и порхает… пленяет галерку и партер… Нет уж, внуку я дал имя сам! Человек с таким именем всегда будет знать свое место и не потянется за несбыточными мечтами. Самое короткое имя, какое я знаю. Даже уменьшительное – Дикки – в два раза длиннее…»
И свой детский голосишко, звенящий яростью:
«Я излуплю любого, кто посмеет назвать меня Дикки!»
Мальчуган знал, что имя Дик похоже на звук стрелы, сорвавшейся с тетивы арбалета. Или на крик потревоженной таумекланской птицы. Или на первый, пробный удар шпагой о шпагу противника.
Но деду этого было не понять…
Дик заговорил спокойно и властно:
– Слушай и запоминай на всю жизнь. С этого мгновения тебя зовут Рейни. Запомнил? Рейни. И назван ты не в честь какого-нибудь хрена огородного, а в честь Рейнарда Бенца, лучшего на свете фехтовальщика, задиры и буяна. Он проткнул своею верной шпагой – вот этой, что сейчас у меня на поясе! – больше мерзавцев, чем ты месяцев живешь на свете, и смог бы даже демона загнать под стол. Но Рейнардом я тебя звать не буду, это еще надо заслужить. Понял, Рейни?
Юнга понял. Достаточно было взглянуть на его широченную, от уха до уха, улыбку. И на сияющие синие глазищи, которыми он уставился на Бенца так, словно перед ним стоял не капитан, а кто-то из четверки Старших богов.
– Отвечай как положено!
– Да, капитан!
– Ну, раз понял, так бегом за водой!
Дик Бенц обернулся, обвел взглядом безмолвно взиравшую на него команду:
– А вам всем тут что – бродячий цирк? Давайте-ка к хозяину за матрасами. Да выбейте их как следует.
Команда повиновалась сразу и без единого слова.
Только Лита задержалась.
– Капитан, – спросила она смущенно, – вы ни о чем не хотите меня спросить?
– Нет, сеорета. Все, что вы захотите, вы расскажете мне сами.
– Вот сейчас и расскажу. Как вы хотите – коротко, в двух словах? Или всё, чтобы вы могли понять, почему я вынуждена была отказаться от судьбы, уготованной мне моим рождением?
– Я с благодарностью выслушаю любые подробности, которые вы решитесь мне доверить.
– Ну что ж… В углу двора лежат бревна, давайте там присядем: рассказ будет долгим. Вы не удивились, когда я сказала, что получала три с половиной золотых в месяц?
– Я не удивился. Я обрадовался. Так обрадовался, что сам себе не верю. Сеорета, неужели в моем экипаже – погодник?
– Не называйте меня сеоретой… Да, я действительно маг-погодник.
2