Крылья Руси
Шрифт:
– Ты не говорила бы так, будь это твои дети.
Софья невесело рассмеялась.
– Мои дети…
Она прошла через то же, что и Любава еще лет триста тому вперед. И как же ей не хотелось выпускать сына из дому! Не отдала в армию, не отпустила в Москву, в институт, не..., не..., не...
Вот и вырос мальчишка глупым и избалованным.
Сейчас она такой ошибки не повторит. Уже не повторила.
Про мальчишек и про Аленку можно было сказать многое, но они были – самостоятельные. Случись что с ней, с Иваном – они выживут.
И хорошо, что Наталья с десяти лет воспитывалась, как одна из ее девочек, да и Володя жил в Дьяково, приезжая домой только на лето. Любава испортила бы их своей заботой.
Да она и пыталась, но дети, глядя на хорошие примеры, тянулись за старшими.
– А если ее там отравят!? Ракоци едва спасли! Наташенька будет мишенью!
– Ничего. Я с ней людей пошлю. Девочка она умная, так что справится.
– У тебя нет сердца, Соня!
Софья честно выслушивала истерику еще часа полтора. А потом, когда Любава всласть настрадалась, удрала прочь. И приказала передать Ромодановскому, чтобы уделил внимание любовнице. Он, конечно, и так его уделит, но...
Если Любава будет так закатывать истерики до отъезда детей – Софья сама убьется! На радость врагам!
***
Европа дымилась.
Почему-то так всегда – где чума, там и пожары.
Мертвые люди, мертвые животные, мертвые...
Это страшно. И чумные лекари, которые бродили из дома в дом – тоже были страшными. И тележки, на которые сгружали трупы, чтобы или захоронить – или сжечь, и беспомощные глаза людей, которые не знали, за кем из них придет завтра зараза, и даже колокольный звон.
Все несло оттенок обреченности.
Молись, не молись – тебя не услышат, не ответят, не пощадят...
Кто-то топил страх в вине, надеясь не увидеть или хотя бы не понять смертей. Кто-то молился. Кто-то заперся дома в надежде, что смерть не преодолеет дверей.
Болезнь не щадила никого – ни бедного, ни богатого. Пришла она и в роскошный дворец Педру, забирая с собой то, что он ценил более всего – жену и новорожденного сына.
Мария-Франциска Нойбургская скончалась, не прожив и двадцати пяти лет. Его величество был неутешен, хотя от чего более?
Утраты жены? Сына?
Педру и сам себе не признался бы, но второе ранило сильнее.
Сын, наследник, продолжатель династии, малыш Жуан....
Что ж, у него еще есть Белла, но она сейчас далеко – и это хорошо. Пусть подождут с возвращением до конца лета, чтобы зараза наверняка ушла из Португалии.
Это Педру и отписал дочери. Пусть побудут на Руси, так оно безопаснее.
***
– Ну что, братец, готов к подвигам?
Алексей с легкой иронией смотрел на младшего брата. А ведь хорош вымахал – та еще погибель девичья! Высок, строен, широкоплеч, золотые кудри лежат волной, а взгляд синих глаз спокойный и уверенный. Есть от чего потерять голову.
Добавим
– Хоть головой в огонь за-ради блага земли Русской, - ответствовал Владимир. И даже улыбнулся, нахаленок.
Брата Алексей любил – насколько мог. Тут и большая разница в возрасте, когда Владимир родился, Алексею уже шестнадцать исполнилось. А потом еще столько свалилось на юношеские плечи – куда уж тут с братом возиться, выспаться бы!
– Ну, головой в огонь я от тебя не потребую. А вот в Венгрию поедешь.
– Наташку повезу?
– Ее, а то кого ж.
Владимир даже не удивился. Что-что, а следить за политической обстановкой в Дьяково учили.
– А мать что?
– Что-что, буянит. Тебе ли не знать? Требует оставить тебя в Москве, а Наталью не выдавать замуж. В крайнем случае – пусть живут с мужем в Кремле. Ее бы воля – она бы всех сюда загнала и заперла.
Володя вздохнул.
– Но ты же не передумаешь?
Алексей покачал головой. Нет, не передумает. Как не передумывал и раньше.
– Посмотрим, как ты справишься, малыш. Если все получится, дам тебе еще поручение. Пора становиться Романовым не только на словах, но и на деле.
Володя кивнул.
Это он понимал. Фамилия не определяет человека, а памяти предков надо быть достойным. Хвалиться их славой, ничего не представляя из себя – удел человека слабого и глупого.
– Что мне надо знать об этой поездке?
– Многое. И я, и Софья, и Ромодановский – мы все еще не раз поговорим с тобой. Весна будет яркой, а зима... у нас осталось очень мало времени.
***
– Помощи ждать неоткуда.
Леопольд произнес это просто так, сам для себя.
А и правда – кто ему поможет?
Германские княжества?
Смешно даже думать об этом! Помочь-то они помогли бы, но не безвозмездно! Все эти курфюрсты, князьки, герцоги, все это лоскутное одеяло – солдат-то они дадут,но сколько за них запросят? Пока с каждым договоришься, да пока расплатишься! А казна и так дно показывает! Турки, твари, выгребли все,что могли, скоро на новые штаны не хватит, не то, что на наем войск.
Поляки не придут. Корибут высказался как нельзя более точно. После покушения на детей, которое осуждают все благородные люди...
Вот уж воистину – нет хуже дурака, чем дурак с инициативой!
Да не нужна была Леопольду смерть тех щенков! Дважды и трижды не нужна! Илона – да! Имре – трижды да!!! Он бы их в гробу увидел и порадовался. А это соплячье...
Лучше бы их родители сдохли, а он бы забрал детей и воспитывал в нужном духе. Он сумел бы это проделать!
Так нет же!