Крылья Урагана
Шрифт:
Рэй сделал паузу.
– Это самый сложный способ управления. Некоторые драконы – как-то отец дал мне полетать на таком – подчиняются командам голосом. Другие, которых я видел, чувствуют, как всадник нагибается в седле, и поворачивают вместе с ним. А эта неповоротливая корова глупа как пробка и считает, что, просто поднимаясь с земли, сполна отрабатывает свою ежедневную кормежку. Пристегнись и полетели.
Хэл повиновался, и Рэй вспрыгнул в переднее седло.
– Но-о! – воскликнул он, и дракон, поерзав, приподнялся на лапах и выбежал из загона. Ее крылья
Рэй позволил самке подниматься самостоятельно, не давая никаких команд.
Он оглянулся и, увидев, что Хэл сам не свой от радости, кивнул.
– Ты действительно был всадником, ну или хотя бы просто поднимался в воздух, в отличие от некоторых.
Хэл ничего не ответил, сосредоточенно глядя на самое волшебное зрелище из всех возможных – землю, стремительно уменьшающуюся под ним, и разворачивающийся горизонт.
– Выше не полетим, – сказал Рэй. – Я хочу, чтобы ты как можно скорее начал заниматься, учиться чему-то настоящему, а не просто раскатывал по воздуху, ковыряя в носу.
Занятия в классе велись, как бог на душу положит. Гэредис и другие преподаватели учили их читать карты, пользоваться компасом и выживать в случае приземления на вражеской территории.
Примерно в получасе лета от них располагался учебный лагерь пехоты, и, благодаря его курсантам, будущие всадники поняли, как выглядят с воздуха кавалерия, пехота на марше и штаб.
Хэлу казалось забавным, что, когда драконы приземлялись, солдаты смотрели на будущих всадников со смесью благоговейного трепета и недоверия, не понимая, как какие-то нормальные с виду мужчина или женщина могут по доброй воле доверить свою жизнь этим чудовищам.
Большая часть обучения казалась ему весьма полезной с практической точки зрения, но ему также было очевидно, что никто, будь то преподаватели или курсанты, не знал точно, какую именно службу эти драконы и их всадники могут сослужить Дирейну.
Хэл, верный себе, следовал указаниям Гэредиса и всегда носил при себе блокнотик, который заполнял своими собственными – надо признаться, довольно кровожадными – мыслями относительно областей, где можно было бы применить драконов.
– Разрази тебя гром, Кэйлис! – заорал инструктор. – Не дергай так за поводья! Ты же не хочешь перепилить пополам шею этому бедняге?
Хэл попытался тянуть менее сильно, но дракон просто проигнорировал его.
Несмотря на то что зимний день был довольно холодным, его лоб и подмышки взмокли от пота.
– Никакого толку, – махнул рукой инструктор. – Сажай его. Я возьму поводья. Надеюсь, в следующий раз у тебя выйдет лучше, – добавил он мрачно.
Хэл молча кивнул, до смерти боясь, что окажется одним из отчисленных за неуспеваемость, и вернулся к своим. Прошло всего две недели с начала занятий, но в число неудачников уже попали шестеро.
Хэл Кэйлис отчаянно боялся, что станет седьмым.
Сэслик оказалась прирожденной всадницей, а ее дракон, казалось,
Она честно попыталась помочь Хэлу избавиться от его недостатков, но в конце концов была вынуждена признать, что загвоздка была в чутье и ему, возможно, стоило просто немного расслабиться, чтобы в один прекрасный миг это понимание само пришло к нему.
Сэр Лоурен Дэмиен тоже учился очень легко, как, судя по всему, делал и все остальное – без малейших усилий и с неизменной улыбкой на худом лице.
Еще один рыцарь на курсе, Калабар, несмотря на свою грузность, тоже оказался способным учеником. Единственной дурной его привычкой был кнут, который он постоянно носил с собой и которым при малейшем «неповиновении» тут же принимался охаживать дракона.
Гэредис твердил ему, что его ждут неприятности, что драконам, как и людям, больше по нраву хозяева – если их можно было назвать хозяевами, – которые легки в седле.
Калабар неприятно улыбнулся и сказал:
– Судя по моему опыту, хозяин, который дает своему холопу хоть малюсенькую поблажку, растит мятежника и бандита и заслуживает порки ничуть не меньше, чем его непокорный невольник.
Ассер, казалось, усердно учился, когда однажды утром его вдруг недосчитались на перекличке. Два дня спустя его вернули в кандалах – армейский патруль задержал его на улицах Розена.
Все ожидали, что его немедленно вышвырнут прочь, исполнив тем самым его горячее желание. Но его оставили в лагере, хотя теперь все вечера напролет он проводил с совком и метлой под неусыпным надзором сержанта Пэтриса. Никто не знал, что он наплел Гэредису, но Фаррен с легкой завистью в голосе сказал:
– У этого мошенника, должно быть, соловьиный язык. Просто соловьиный.
– «Можно с определенной долей уверенности утверждать, – читал Гэредис, – что драконье яйцо, достигающее в длину двух футов, высиживается в гнезде примерно четыре месяца, пока из него не вылупится птенец. В течение приблизительно одного года за детенышем тщательно ухаживают оба родителя, до тех пор пока он не будет готов покинуть гнездо. В это время у него только два врага: погода и человек. Судя по всему, драконы год за годом возвращаются в одно и то же гнездо, заново обустраивая его каждый раз перед тем, как самка откладывает новое яйцо».
Он закрыл книгу.
– Хватит зевать, Мария, или вы хотите дать мне понять, что настало время сделать перерыв? Марш отсюда все, подышите дождиком и проснитесь.
Курсанты гурьбой высыпали из класса и побежали к выходу, глядя на дождь, почти такой же серый, как камень и плещущееся у подножия скал море, уходящее вдаль. До чего же я рада, что в такую слякоть могу сколько угодно оставаться под крышей, – сказала Сэслик. – Взгляни! Вон туда, на море. Того рыбака застигло непогодой.
Взгляд Минты Гарт был прикован к болтающейся на волнах рыбачьей посудине.