Крылья

Своего рождения Рин не помнил, зато с физическим воплощением человеческих душ был знаком до мельчайших подробностей. Люди появлялись на свет маленькими и беспомощными. Их тела были хрупкими, а разум блуждающим (у многих он оставался таким до самой смерти).

Задачей Рина было хранить и направлять вверенные ему души. И хотя все они находились в разных временах и обстоятельствах, объединяло одно – никто не помнил, для обретения каких навыков они родились на свет. Некоторых это беспокоило, и они искали ответ, другим было все-равно, они просто жили, ни о чем не задумываясь. Если такая жизнь уводила слишком

далеко от заложенной цели, Рин подталкивал их в нужном направлении. Не понимали – подталкивал сильнее, зная, что в противном случае их пребывание в физическом мире закончится по причине полной бессмысленности. Затем они родятся вновь, чтобы еще раз пройти урок, но в более суровом виде, и так до результата.

Становились ли такие души более сообразительными в последующих воплощениях, Рин не знал, он никогда не отслеживал дальнейшую судьбу своих подопечных. Любопытство, как и другие эмоции, было ему чуждо.

Первой эмоцией, которую он почувствовал, была злость: его подопечный, сын помпейского торговца, имея жизненную цель научиться умеренности, в очередной раз просадил папашины деньги за игрой в кости. С трудом поборов желание устроить ему несчастный случай, Рин поведал о своем сбое Создателю, будучи уверен, что его отстранят, поскольку первая заповедь ангела-хранителя – беспристрастность. После чего испытал еще одну новую эмоцию – удивление: его похвалили. «Беспристрастность – это не отсутствие эмоций, а умение их контролировать», – был ответ. Вскоре бедняга-подопечный, вместе с земляками, которые также немало досаждали своим хранителям, оказался погребен под толщей вулканической лавы, а Рину достался более сложный и значимый объект.

Эмоции – злость и удивление – продолжали его преследовать, и постепенно он научился их контролировать. Да, люди были странными и постоянно совершали глупости, но если принять эти особенности за норму, то беспристрастности больше ни что не будет угрожать.

Рин вновь стал идеальным хранителем, надеясь таковым и остаться. Множество подопечных сменилось перед его недремлющим оком. И вот однажды он ощутил странное чувство, природу которого долго не мог понять. А когда понял, оказалось поздно – события закрутились слишком быстро, чтобы на них повлиять. Причиной случившегося стал парнишка по имени Тони, за которым Рин в тот момент приглядывал.

Забот с этим смертным с самого начала было хоть отбавляй. Первым делом пришлось прояснять мозг нетрезвой повитухе – будущий подопечный долго не мог родиться. Затем все время быть на чеку, чтобы не дать младенцу свернуть себе шею – малютка Тони то и дело норовил брякнуться с родительской кровати, потому что денег на детскую кроватку в семье не оказалось. Когда папаша подопечного покинул бренный мир, с деньгами в семействе стало совсем туго, чтобы мальчишка с матерью не умерли с голоду, Рин часто направлял Тони к потерянным на улице монетам, а когда тот немного повзрослел, устроил в помощники к пекарю. Старичок-пекарь имел доброе сердце, а Тони был очень ответственным мальчиком, и очень скоро дело пошло на лад. Тони оказался на редкость восприимчив, мгновенно читая знаки, которые посылал ему Рин. На памяти Рина (а память у него была отменная) никто из подопечных не обладал такой понятливостью.

Впрочем, Тони был особенным не только в этом. Рина бесконечно удивляла его способность всегда сохранять внутренний свет. Даже когда умерла мать, он по-прежнему оставался самим собой. На кладбище, стоя за спиной плачущего мальчишки, Рин видел, как сквозь черную пелену горя пробивается золотое свечение его души. Хотелось убрать эту черноту, но вмешиваться было нельзя – душа должна получить опыт, за которым пришла в мир. Тони родился для того, чтобы научиться принимать потери, и Рин не имел права ему мешать, просто стоял за спиной, невидимый и неощутимый, удивляясь тому, что впервые действительно хочет вмешаться. Он мог бы легко забрать страдания, подарив мальчишке покой, а вместо этого стоял и ничего не делал. И вдруг, совершенно неожиданно для себя, презрев правила, он осторожно положил руку Тони на плечо. Прикосновение ангела неощутимо для людей, но на секунду Рину показалось, что мальчишка его почувствовал. Замер, вытер рукавом мокрые глаза и вздохнул, тяжело, со всхлипом. Ненавистная чернота замерла, прислушиваясь словно змея, и Рин нехотя убрал руку.

Когда Тони вернулся в свою опустевшую комнату, глаза его были сухими, змея, казалось, спала. Но стоило мальчишке увидеть материн гребень, лежащий на подоконнике, как черные змеиные кольца вновь стали сжиматься. Вновь нарушив правила, Рин подошел к нему и обнял, укрыв крыльями, чувствуя, как отступает тьма.

Мальчишка вздохнул, закрыл глаза, и Рин вдруг понял, что не хочет выпускать его из объятий. Возможно, из-за удивительного ощущения тепла, которое он прежде никогда не испытывал. До конца разобраться в причине он не успел.

– Ты ведь ангел, да? – внезапно спросил Тони.

Если до этого Рин считал, что умеет удивляться, то понял, что ошибался. Люди не чувствуют и не видят ангелов, и уж точно с ними не разговаривают. Поэтому он счел за лучшее промолчать.

– Ты пришел забрать меня, как маму?

Надежда в голосе мальчишки Рину не понравилась. Если смотреть на дальнейшую судьбу, вариант был не так уж плох, но Тони должен пройти свой путь до конца. Рин отпустил его и сделал шаг назад. Тот сразу погрустнел, открыл глаза и… уставился на Рина.

– Я тебя вижу!

– Ты не можешь меня видеть, – произнес Рин, осознавая глупость своих слов.

– У тебя такие красивые крылья! А можно потрогать?

Тони протянул руку.

– Нет! – воскликнул Рин, и исчез.

В конце концов, наблюдать за подопечным можно и на расстоянии.

Рин так и не понял, почему мальчишка его видит. Подобного на его памяти не случалось ни разу, а спрашивать у Создателя почему-то не хотелось. Всю эту ситуацию Рину вообще хотелось скрыть, насколько возможно, от зорких глаз наставника. Он искренне надеялся, что Создатель не будет тратить много времени на то, чтобы неусыпно контролировать его, Рина, служение. Позже он понял, что надежда – опасное чувство.

Как было решено, Рин наблюдал за Тони с безопасного расстояния. Увиденное не радовало: мальчишка страдал, ничего не ел, по ночам просыпаясь от кошмаров. Иногда Рин давал ему передышку – отгонял страшные сны, сидя у изголовья кровати. Спокойных ночей выдавалось мало, и подопечный сделался ужасно рассеянным, живя словно в полусне. Просыпался, умывался, шел в пекарню, работал до вечера и снова возвращался домой.

Днем за мальчишкой приглядывал старичок-пекарь, а утром и вечером Тони был предоставлен сам себе, и в это время был особенно уязвим. Рину пришлось изрядно потрудиться, чтобы, не попадаясь мальчишке на глаза, уберегать его от падающих с крыши камней, выплескивающихся из окон помоев и норовящих уйти из-под ног лестничных ступеней. Вскоре выяснилось, что настоящая опасность ждала его впереди.

Повозка с обезумевшей лошадью неслась прямо на мальчишку, который, как обычно, переходил улицу, не видя ничего вокруг. Мгновенно оказавшись рядом, Рин притянул Тони к себе, закрывая крыльями. Ударившись о невидимый барьер, повозка по безумной траектории ушла в сторону, влетела в стену дома и перевернулась. Грохот падения, надсадное лошадиное ржание, крики людей… Место происшествия мгновенно облепили зеваки.

Не размыкая объятий, Рин перенес Тони домой и неожиданно обнаружил, что странный мальчишка вцепился в его хитон обеими руками, поправ очередное правило – «ангелы неосязаемы». Его голова упиралась в грудь Рина, глаза были закрыты, а теплое дыхание вызывало очень странные чувства, описать которые Рин не мог. Впрочем, одно знакомое чувство все-таки обнаружилось – глупого мальчишку не хотелось отпускать.