Крылья
Шрифт:
— Полли знала, кто она? — спрашивает Натали.
— Она не знала, что была другой, пока ты не родилась, — говорит Эмиссар Бьюкенен. — Она думала, что у всех маленьких девочек нет сердцебиения, и есть жажда крови. Но ты появилась, она поняла, что что-то с ней не так. Мы с твоим отцом объяснили ей, кем она была, и кто ее настоящий отец, и что она должна держать это в секрете.
— Итак, она всегда знала? — Натали садится обратно в кресло. — А как же ее сердце? Наверняка кто-то заметил, что оно не стучит.
— Ты — нет, — говорит Эмиссар
Натали немного краснеет.
— Люди обычно не подходят ко всем, чтобы проверить пульс друг у друга, Натали. Зачем они будут это делать? Кроме того, она выглядела как человек, — говорит Эмиссар Бьюкенен.
— И мы смогли убедить Крейвена осматривать ей, чтобы он мог подделать результаты анализов и прочего, — говорит генерал Бьюкенен из другого угла комнаты. — Никто ничего не подозревал.
— А Пуриан Роуз знал, что она его дочь? — спрашивает Натали.
— Я сказала ему, что она Джонатана, — отвечает Эмиссар Бьюкенен.
Выражение лица генерала Бьюкенена застывает. Он затягивается сигаретой и вьющимися клубами выпускает дым изо рта.
— Почему ты не сказала мне, кем она была? — спрашивает Натали. — Почему она не сказала?
— Она боялась, что ты не примешь ее, — отвечает Эмиссар Бьюкенен.
Натали краснеет.
— Почему? Она была моей сестрой! Я любила ее.
— Я знаю, — говорит Эмиссар Бьюкенен. — Я пыталась сделать так, чтобы Полли чувствовала себя частью семьи. Я души не чаяла в ней, я осыпала ее подарками и лаской. Я делала все, что могла, чтобы заставить ее почувствовать себя особенной, красивой, принятой, но она никогда этого не чувствовала. Она всегда считала себя изгоем.
— Да, что ж, такое порой случается, когда вы заставляете людей, как она, жить за стенами гетто, — бормочу я.
Эмиссар Бьюкенен плотно сжимает тонкие губы.
— Как вы можете оправдывать то, что вы сделали с моим народом, когда ваша собственная дочь была одной из нас? — произношу я, и злость кипит внутри меня.
— Она не была одной из вас, — жестко отвечает Эмиссар Бьюкенен. — Полли была в основном человеком. Она была хорошей девочкой, она не представляла никому угрозы, в отличие от Дарклингов.
Я сжимаю руки в кулаки, и Натали качает головой в отвращении.
— Как ты могла позволить Пуриану Роузу пытать ее в ту ночь, когда они пришли за отцом? — спрашивает Натали. — Наверное, она была убита горем, что ты выбрала меня, а не ее и позволила, чтобы ее собственный отец сделал с ней такое.
— Я выбрала Полли, потому что она была физически сильнее, чем ты, Натали, — отвечает Эмиссар Бьюкенен. — Эти раны бы убили тебя. Я объяснила это ей позже, и она поняла. Она простила меня.
Натали быстро закатывает глаза.
— Ты не заслужила ее прощения. Ты должна была сказать мне, кем она была. Я могла быть рядом с ней, но ты не дала мне шанса.
Натали встает и выходит из комнаты. Я следую за ней, закрыв за собой дверь, перекрывая звук рыдания Эмиссара Бьюкенен. Мы идем на балкон. Ночь в городе раскрашена красками, словно драгоценными камнями, сверкающими под темными водами. На цифровых экранах новости Си-Би-Эн продолжают информировать о предстоящей церемонии Очищения. Пилигримы уже начали съезжаться в город со всей страны, желая получить благословение самого Пуриана Роуза. Отсюда я могу видеть очертания Роуз Плазы в отдалении. Чуть больше чем через сутки, мы будем там во время церемонии Очищения. Нервы словно натянутые струны, но я пытаюсь их успокоить.
Я привлекаю Натали в свои объятия, и она утыкается лицом в мою грудь.
— Я никогда не знала, что пережила Полли, — глухо говорит Натали. — Все эти годы я завидовала ей, мечтая о ее жизни, желая быть ей. Я не знаю, насколько ей было больно. Каково ей было: ее пытал собственный отец, и предала мать? Неудивительно, что она повредилась рассудком. — Я обнимаю ее, когда она плачет, глажу рукой по спине. — Как Полли могла простить мать после того, что она с ней сделала?
— Я недолго знал Полли, но понял, что у нее было доброе сердце, — бормочу я. — Она не похожа на девушку, которая может на всю жизнь затаить обиду.
— Она и не была такой, — признается Натали. — Полли старалась видеть лучшее в людях, она считала, что каждый заслуживает второй шанс. Она была лучше меня. — Натали отстраняется, вытирая глаза. — Надо извиниться перед моей матерью.
— Ты не возражаешь, если я проведаю Эвангелину? — спрашиваю я.
Натали слегка пожимает плечами.
— Нет.
Я целую ее в лоб и затем спускаюсь вниз в больницу, где приходит в себя после операции Эвангелина. В палате тихо и свет выключен, кроме лампы над кроватью Эвангелины. Она выглядит очень бледной, но в остальном довольная.
На ее тумбочке стоит полупустой стакан синтетической крови. Она должна быстро оправиться от операции, тем более что времени у нас в обрез, мы должны отправить ее в... Я смотрю на часы, висящие на стене — дерьмо, осталось тридцать шесть часов!
На ней бледно-зеленый больничный халат, расстегнутый на груди, которая перевязана бинтами, поэтому все пристойно. Элайджа с ней. Они беседуют и смеются. Иногда она трогает его за руку. Его щеки краснеют, и улыбка становится шире.
— Эй, — говорю я, и они смотрят на меня. — Я просто хотел проверить, как ты.
Она пожимает плечами.
— Это похоже на то, что кто-то набил в меня с полкило картошки. Эш, ты думаешь, это сработает?
— Да. Не беспокойся, все будет хорошо. Я обещаю.
— Ты не боишься? — спрашивает она.
Я ухмыляюсь.
— Неа. Это Пуриан Роуз должен бояться, а не мы.
Она закусывает губу.
— Ты думаешь, мое новое сердце может ожить, когда я прикоснусь к Роузу? — Она смотрит с надеждой на меня. — Доктор Крейвен не был уверен, потому что это сердце Люпина, но Люсинда сказала, что Тиора почувствовала искру в груди, когда они касались друг друга, так...