Крым 2.0 Война
Шрифт:
Матвей вышел в коридор и оглянувшись по сторонам увидел адъютанта, стоявшего возле открытой двери.
Войдя в освещенный кабинет, он узрел разложенный на полу спальник. На столе соседствовали бутылка с «нахлобученным» стаканом, тарелка с наструганными ломтями черного хлеба и сиротливый апельсин. Приказание было выполнено по-военному быстро, четко и дословно.
«Сурово» - промелькнула и сгинула уважительная мысль. За спиной хлопнула дверь. Матвей подошел к столу, автоматически разделся и, стоя в одних трусах, механически выполнил приказ. Очистив оранжевый фрукт, он неторопливо набулькал водки в стакан. По комнате
Перерыв на сигарету - затяжка ударила кувалдой. «Есть приход» - Матвей даже обрадовался.
Два мощных вздоха добили сигарету. Раздавив окурок в апельсиновой кожуре, он слил остатки в стакан.
Третий подход к снаряду. «Лекарство» прошло по пищеводу и вступило в сложную химическую реакцию с содержимым желудка. Уже на автопилоте, «больной» забрался в спальник и почувствовал, как отключаются мозги. Сон спящего был крепок и глубок…
Время от времени в дверь заглядывали любопытные рожи штабных в ранге от майора. Старший командный состав имел возможность любоваться нечастым эксклюзивом - пьяный «в дребадан», спящий олигарх. Что ни говори, а для них комета Галлея - явление более частое.
Любопытные отлипали от двери и, уважительно покачивая головами, с непонятными полуулыбками отходили. Спящего это не трогало.
Он проспал более шестнадцати часов, не реагируя, на периодически открывающуюся дверь. Проснувшись ближе к следующей ночи и выслушав последние новости о событиях в Измире, он попросил принести в кабинет еще поллитра лекарства, немного хлеба, колбасы и оранжевых плодов. Поев и выпив, Матвей снова отрубился.
Пробуждение ранним утром следующего дня было гораздо приятнее. Конечно, голова трещала, но Осман отошел в область туманных воспоминаний. Что было гораздо лучше. Что до похмелья, в конце концов, русский он или нет? Спросив у дежурного по штабу, есть ли в здании душ, он был препровожден в комнату отдыха, где ему торжественно вручили обмылок и вафельное полотенце. Профессора это не смутило. Получить здесь джакузи он не рассчитывал. Приняв душ, Матвей, уже чистый и веселый, с аппетитом позавтракал в офицерской столовой. И только после этого, тактичный дежурный сообщил, что командующий ждет его на гарнизонной гауптвахте.
Посмеиваясь при мысли, что за пьянство в штабе, Бобков намерен посадить его на губу, Матвей переступил порог местного острога.
Закончив с приветствиями, Матвей выжидательно посмотрел на командующего. Во взгляде легко читалось: «Чего звал?». Улыбающийся Бобков поманил его за собой и бросив через плечо, – Сюрприз. – начал спускаться в подвал.
Лестница кончилась зеленой, стальной дверью. Прожужжал электрозамок и дверь отворилась, открываясь в длинный, хорошо освещенный коридор с рядами дверей. Армейская тюряга отличалась порядком, аккуратностью и не страдала гигантизмом. Штук тридцать камер ждали постояльцев. Дежурный у лестницы, увидев высокое начальство, напрягся. Доложив об отсутствии проблем на вверенной территории и удостоившись благосклонного кивка, матерый прапор проводил начальство настороженным взглядом.
Бобков подвел Матвея к одной из дверей и приоткрыв «форточку», жестом фокусника, предложил: «Глянь!». Матвей с любопытством наклонился. На топчане, уставившись темными глазами в стену напротив, сидел мужчина в новенькой крымской форме без знаков различия. Смуглый лоб украшали несколько царапин. На лице - крайняя степень апатии.
Матвей, отстранившись, испортил ожидаемое впечатление.
– Проворовавшийся интендант?
– Не узнаешь?
Матвей еще раз взглянул в окошко. Мужчина был ему незнаком.
Семен саркастически хмыкнул.
– Вообще-то, это Дернек.
– Тень какая-то. Его что, кошки драли?
– Ага, в заливе.
Матвей не стал переспрашивать, в каком именно. Этой ночью залив мог быть только один. Тот самый. Удрал паршивец. Точнее пытался.
– Это еще не все. Пошли.
– Подведя профессора к следующей двери, Бобков распахнул еще одну «форточку». Шрам Матвей узнал сразу. Отшатнувшись от окошка, он взглянул на Семена. Эту рожу с фотографий он помнил хорошо. Запало. Колоритная личность.
– Хан?
– Он самый. Корвет привез. Успел уйти на пять миль дальше. Всей кодлой на прорыв шли.
Второй не выглядел потерянным. Даже сидя на армейской шконке, «турецкий товарищ» производил очень внушительное впечатление. Знатный волчара.
– Мысли есть?
– А то. Привезти в Севастополь и посадить обоих на кол. Прямо на набережной.
Матвей даже не улыбнулся.
– Еще кто есть?
– Мелочевки, человек двадцать привезли. Но сюда, только этих доставили.
Матвей прошелся по коридору взад-вперед.
– Знатная добыча. Пообщаемся?
– Прошу!
Наклонившись к открытому окошку камеры, Матвей произнес.
– По-русски понимаешь?
– Да. – Гортанный голос турка был отрывист и свиреп. В глотке, будто что-то клокотало. «Орел, мать его…»
– Не пришибет?
Бобков усмехнулся и поманил к себе прапора.
– Открой.
Зазвенели ключи и тяжелая дверь бесшумно отворилась. Оба шагнули в камеру. Навстречу им легко поднялась мощная фигура Аги-хана. Бобков сделал шаг вперед, молча разглядывая «гостя». Тот кинул ответный взгляд и молча, не говоря ни слова, отступил вглубь камеры.
«Звериное чутье у «товарища» - Мелькнуло в голове Матвея.
– Садись.
Ага опять уселся на топчан, скрестив ноги.
– Вот и ладненько. – Пробурчал Семен.
Матвей вышел вперед. Турок с интересом взглянул на него, узнавая.
– Какие люди… - Протянул он.
– Рассказывай. Чего из норы своей полез.
Турок поглядел на них исподлобья.
– А чего ждать? Пули? Дернек примчался из Стамбула. Рассказал, как «завалили» эфенди. Про военных. Про деньги хозяина. И мы пошли в другие края.
Ага помолчал и закончил. – А потом мы встретили вас.
Взгляд его, выражал вежливое издевательское недоумение. Сам он, не стал бы становиться на пути загнанной в угол крысы. Отойти, и пришибить аккуратным пинком. Чего проще? Национальные игры славян в «Москва за нами!» были ему непонятны.
Правда, объяснять ему про хохлов никто не собирался.
– Куда вы шли?
– Не знаю. – Пожал плечами турок. – Времени думать не было. Были бы деньги – место нашлось. Но Дернек умер, денег - нет. Мир опять стал маленьким и злым. – И Ага-хан обвел руками небольшую камеру.