Крымская лихорадка
Шрифт:
– Туфта это все, ребята. Ничем Роберт Кеннеди не рисковал. К вашему сведению, опасен только один из двадцати видов пираний. И его-то, этого вида, как раз в том месте Амазонки и не было. А вот со старушками надо работать. И с военными пенсионерами. Кто их завоюет, тот и победит.
– Этого мало, – сказал Гусев. – Если придут деньги, можно сварганить пару-тройку телероликов. Носков в своей скромной квартирке на первом этаже. Носков открывает соревнования каратистов. Носков посещает дом престарелых.
У
Но Носков отверг эту идею.
– Что такое Кузьмин? Это ожирение власти, ее несправедливость и только видимость порядка. Что такое Носков? Это Кот в сапогах. Никто о нем толком ничего не знает. Но по слухам – такой же, как все, и любит справедливость и порядок. Что, в общем-то, так и есть. Старик Поляков правильно сегодня подсказал. Наш лозунг должен быть – порядок и справедливость.
– Но нужна еще и какая-то программа, а значит и какие-то обещания, – осторожно заметил Яшин.
– Люди, как правило, верят больше тем политикам, которые меньше обещают, – возразил Носков. – Что касается программы… Есть интересное высказывание Черчилля. Он говорил: заглядывать далеко вперед – недальновидно. Ребята, это Черчилль говорил, которого народ избирал четыре раза!
– Как должна произойти передача денег? Тебе сказали? – спросил Носков. Чувствовалось, что этот вопрос не выходил у него из головы.
– Курьер передаст деньги в туалете аэропорта, – сказал Яшин.
Носков поморщился.
– Нашли место. Деньги передадут тебе?
– Нет, человеку, который зайдет в туалет вместе со мной. Я – всего лишь свидетель передачи пакета.
– А расписка? – спросил Носков.
Яшин молча пожал плечами. О расписке ему ничего не сказали.
– Какая может быть в таких случаях расписка? – усмехнулся Гусев. – Называется только сумма. Сумму назвали?
– Сто десять тысяч рублей, – сказал Яшин.
Курьер, который привез деньги, видел рядом с Яшиным Гусева, но не пошел следом за ним в туалет. Причина была простая. Курьер заметил, что Гусев и Яшин находятся под наблюдением. Процедура передачи денег осложнялась еще и тем, что курьер узнал Яшина по фотографии, а Яшин никак не мог вычислить в толпе прибывших курьера. Получив багаж, прилетевшие пассажиры разъехались, а курьер смешался с теми, кто ждал очередных рейсов, и наблюдал со стороны за Яшиным и Гусевым. Те потерлись в зале ожидания с полчаса и поехали обратно. Курьер сел вместе с ними в автобус, улучив момент, сунул конверт с деньгами Гусеву и сошел на следующей остановке.
Конверт был тщательно заклеен. Вскрыв его, Вадик и Гусев три раза пересчитали деньги. Ровно сто десять тысяч.
Глава 16
Сережа вошел в подъезд,
– Все чисто, Олег Степаныч.
Носков смотрел на фитильного Сережу, как на ребенка. Играет в телохранителя. А ведь в трудную минуту не спасет. Просто не сумеет. Желание есть, умения – ноль. Если ты, дуралей, осмотрел подъезд на первом этаже, это еще не значит, что все чисто. Пулю можно получить и на втором этаже и на третьем. На каком угодно.
– Ладно, Сережа, иди домой. Я, может, здесь заночую.
– Значит, утром быть здесь? – спросил Сережа.
– Я позвоню. Иди, отдыхай, – сказал Носков.
“Если меня изберут, приставлю его к Галине. Пусть ее охраняет”, – подумал Носков, глядя в спину удаляющемуся Сереже.
В маленькой квартирке Аллы царил художественный беспорядок. Всюду лежали кисти и тюбики с краской, книги, одежда, косметика. А посреди комнаты стоял мольберт с наброском портрета Носкова. Олег стоял, держа двумя руками концы воротника куртки, и смотрел прямо в глаза тому, кто рассматривал его на портрете. Только его глаза имели не обычное жесткое выражение, а излучали теплоту и нежность.
– Когда это ты меня зацепила в таком виде?
Алла подошла, встала рядом, положила руки на плечо Носкову.
– Однажды ты посмотрел на меня именно таким взглядом.
– И ты запомнила?
– Как не запомнить. Ведь это было всего один раз.
“Неправда, – подумал Носков. – Просто женщинам всегда мало того, что они имеют”. Правда была только в том, что он не любил жарких слов.
– По-моему, я тебе уже говорила, просто ты не все помнишь: художник раскрывает в портрете не только того, кто ему позирует, но и самого себя.
– Не понял, – отозвался Носков.
– Ты никогда не смотрел на меня так. Ни разу. Просто все эти восемь лет я мечтала, чтобы ты так на меня смотрел.
Носков кашлянул с досадой.
– Знаешь что, дорогая. А не продолжить ли нам этот психоанализ за кухонным столом?
– Пойдем, вождь голодранцев. На меня как раз что-то нашло сегодня. Буду кормить тебя твоими любимыми варениками.
Они прошли на кухню, и Носков набросился на еду.
– Ты не поверишь, однажды я ел вареники в “Национале”. Но твои лучше.
На лице у Аллы появилась вымученная улыбка.
– Жалкий хвастун и лицемер. Можно подумать, что ты ошивался в “Национале” каждый вечер.
– Нас было четверо, – продолжал Носков. – Отмечали окончание юрфака. Сбросились, и кутили целый вечер. А сейчас ужин в “Национале” на двоих стоит 800 долларов.
– Откуда такие сведения?
– Из ящика, откуда еще? Нормальную жизнь мы видим теперь только по телевизору.
– Ничего, скоро и у тебя начнется сладкая жизнь, – Алла старалась, чтобы ее голос звучал весело.