Крымская война. Книга 3. Русская война. 1854
Шрифт:
– Там потерпевшие, – я указал направление. – Хочу попробовать их спасти.
Я мог бы сразу начать действовать, но почему-то очень захотелось узнать, а что на это скажет Нахимов.
– Если можете, спасайте, – только и кивнул Павел Степанович.
– Даже не скажете, что это наши враги? – после разговора с Прокопьевым я все еще не мог понять до конца, на что готов ради победы.
– Когда мы сражаемся, я топлю врага. Когда же корабль терпит бедствие, любой другой протянет ему руку помощи. Море слишком жестоко, чтобы мы, люди,
– А те люди, что сейчас умирают в лагере? Англичане, французы, турки? Они умирают от холода, умирают от болезней – мы ведь могли бы помочь и с этим. Если уж следовать заповедям, то до конца.
– Мы не будем отдавать врагу то, что нужно нашим солдатам. А им нужны и лекарства, и теплая одежда, – спокойно ответил Нахимов. Сложный для меня вопрос был для него таким простым. – Про это не пишут в Новом завете, но в Старом есть такие строки… Помогай ближнему по силе твоей и берегись, чтобы тебе не впасть в то же.
Как все просто. Не нужно пытаться объять необъятное. Помогаешь своим, а если есть еще силы, помогаешь другим. И чем сильнее ты будешь, тем на большее количество людей тебя хватит. В нашем же случае… Вытащить пару утопающих мы вполне можем себе позволить!
– Приготовиться к спуску!
По моему крику матросы бросились к помпе, надувая баллонеты, и дирижабль начал медленно снижаться. Я же работал со штурвалом и двигателями – развернуться против ветра и на самой малой скорости пролететь над ждущими нас людьми. В море ветер был сильнее, чем над Севастополем, там что мы могли сбросить скорость даже меньше, чем до пяти километров в час. Достаточно, чтобы утопающие успели схватиться за веревки.
– Хорошо, – кивнул Нахимов, выслушав мой план. – Только после стольких часов в воде вряд ли им хватит сил удержаться…
Больше ничего не говоря, адмирал бросился к горе запасных канатов и принялся вязать на их концах морские узлы. Одна петля на крепление, прикованное к каркасу гондолы, вторая – людям, чтобы они просто пролезли в нее, и мы смогли их вытянуть… Почти двадцать минут ушли на спуск и подготовку. Хотелось быстрее, но есть у дирижаблей ограничения, с которыми приходится считаться. К примеру, из обычного шара всегда можно выпустить воздух, а вот с водородом такие шутки не пройдут. Он ведь, зараза, взорвется даже не от огня, а обычного контакта с кислородом.
– Высота десять метров, захожу на цель, приготовьтесь к сбросу канатов, – предупредил я своих.
– Может быть, еще ниже опустимся? – спросил Димка.
– Волны высокие, – я покачал головой. – Они нас, может, и не утянут, но, если обольет, уже скоро вода обледенеет. Не уверен, что нам хватит несущей силы, чтобы удержать такой вес.
Мичман сглотнул и больше ничего не спрашивал. Да и некогда уже было. Они с матросами открыли люк в днище гондолы и сбросили канаты вниз.
– Два градуса правее, – скорректировал меня Нахимов.
Я повернул штурвал и порадовался, что мы заложили в дирижабль маневры не только за счет двигателей, но и с помощью похожей на плавник рулевой плоскости. Именно она позволила совершить столь тонкий маневр. Ну и Нахимов, который в нужный момент дал отмашку, что можно выравнивать руль. Теперь дело было за самими утопающими.
– Двое зацепились! – заорал с кормы Димка.
– А третий? – я сам ничего не видел, обзора вниз и назад у меня-то не было. Хоть зеркала для этого делай… Кстати, идея.
– Утонул, – ответ мичмана разом вернул меня к реальности.
– Как утонул?
– Попытался достать веревку, но их кусок корабля качнуло, ему и прилетело в затылок. Ушел на дно, как каменный.
Вот же ирония судьбы. Спасение было так близко, а в итоге человек умер из-за такой мелочи… Я покачал головой и начал медленно набирать высоту и разворачиваться в сторону берега. Тем временем матросы, Димка и даже присоединившиеся к ним Нахимов и Достоевский дружно вытянули сначала одного англичанина, потом второго.
О том, что перед нами не французы или турки, я сразу понял по форме. Синяя суконная куртка, белые штаны – обычно в комплекте шла еще круглая шляпа с названием корабля, но сегодня ее, похоже, сдуло. В общем, типичный наряд английского матроса или вольноопределяющегося. Именно такие молодые люди нам и попались. На лицах пушок, губы синие, пальцы дрожат – сразу стало понятно, что и эти двое в любой момент могут отправиться на тот свет. Обморожение, воспаление легких, да любая другая зараза, которая с радостью присядет на ослабленный организм.
– Павел Степанович, не хотите порулить? – предложил я Нахимову, и тот не стал отказываться.
Наоборот, на лице появилось такое искренне мечтательное выражение, что не осталось сомнений – он давно хотел, просто не решался попросить. Ну и пусть наслаждается! Я оставил адмирала и подошел к спасенной парочке, быстро выдав Димке серию приказов. Раздеть, натереть спиртом – благо в аптечку для дирижабля я его включил, потом укутать в бурки. Наши спасенные начали приходить в себя, а когда я приказал выдать еще и по двести граммов внутрь, так и вовсе раскраснелись да попытались уснуть.
Вот это было уже лишним. После обморожения подобное может слишком плохо кончиться, благо знаю я один местный способ, как взбодрить любого.
– Имя, звание, с какой целью приплыли сюда?! – рявкнул я, и два тела тут же попытались вытянуться по швам.
– Рядовой Джеймс Битти, – выпалил один из них, а потом произнес странное звание, звучащее как «калкерс мейт».
Сам бы я, наверно, еще долго думал, что к чему. К счастью, Нахимов, не сходя с места, пояснил, что эта должность означает помощник конопатчика. И, вообще, у англичан есть десятки подобных громких названий, чтобы каждый, кто хоть немного выбился из общей массы, мог чувствовать себя особенным.