Крымская война. Соотечественники
Шрифт:
– Врангелевцы предупреждали, что будут стрелять только по ничейной земле. Обманули, выходит?
– Да нет, товарищ комЮж… – замялся краском. – Я, как приказ получил, сразу своих отвел. А сам остался – дай, думаю, погляжу, что гады затеяли? Вот, значить, и посмотрел: снаряды ихние, которые ракеты, через нас перелетали и рвались аккурат там, где мы давеча с белыми встретились. Хвосты огненные в полнеба, дым, земля столбом… Я на германской повидал, как тяжелая артиллерия бьет – куды-ы-ы там!
– А
– А то как же? Выкатились на броневиках, сидят сверху, рыл по десять, стволы во все стороны. Нас увидали, смеются: «Не боись, мол, товарищ, у нас перемирие!»
– Папиросками угощали, – добавил чернявый красноармеец, державшийся рядом с комэском. – Ваське, вон, шоколадку дали.
Фрунзе внимательно посмотрел на бойца.
– Шоколадку, говоришь, папироски? Значит, вы их вблизи рассмотрели?
– Как вас, товарищ комЮж! Броневик подъехал, двое спрыгнули – и к нам, а остальные остались сидеть.
– И как тебе показались эти беляки?
Боец ответил не сразу.
– Какие-то они не такие, товарищ комЮж! Рожи зеленым и сажей вымазаны, у других на мордах тряпки с дырьями для глаз. Форма зеленая, в бурую крапь, навроде конской гречки. На ремнях – подсумки, да мешочки, да кармашки. Винтари такие… вроде «Мадсена», тока обойма не вверх, а вниз торчит, тоже гнутая. И говорят чудно.
– Верно! – поддакнул комэск. – Обычный беляк, ежели и скажет «товарищи», то эдак, с усмешечкой подленькой, с подначкой. А эти уважительно: «товарищ боец» да «товарищ красноармеец!»
– А один вовсе кулак поднял и говорит: «Да здравствует товарищ Сталин, вождь мирового пролетариата!» – добавил боец. – Мы аж рты поразевали.
– Сталин? – нахмурился высокий человек, весь затянутый в хромовую кожу. На боку у него болталась деревянная коробка с «маузером». – Какой он вождь, коли товарищ Троцкий его позицию принципиально критикует? Или ты с линией ЦК несогласный?
– Да я шо, я нишо. Это ж беляк говорил, а они все гады…
Комэск не глядя ткнул локтем, боец поперхнулся. Хромовый сверлил его взглядом, пока боец бочком не убрался за спины соседей.
– Товарищ Сталин, значит… – повторил Фрунзе. – Ладно, можете быть свободны. Начсвязи, что у вас?
– Второй день молчок, товарищ Фрунзе. Провод на Джанкой перерезан.
– Эка невидаль – провод! Посылали телефонистов?
– Так точно, сразу! Очень основательная сволочь поработала: не в одном месте перебили, а сразу в десятке. И ладно бы просто перебили, а то целые куски сперли!
– Сперли, говорите? – удивился Фрунзе. – Так может, это не беляки, а местные татары озорничают? Телефонный провод в хозяйстве штука полезная…
– Мы тоже так подумали, товарищ комЮж. Но потом телефонисты наскочили на мину – специально стояла, чтобы пришли чинить и зацепили!
– Вот
– То-то ж и оно, что нет! Странная какая-то мина: не взрывается, а фейерверки пускает! И так свистит, что телефонисты чуть не оглохли! Они до того перепугались, отказываются к проводу близко подходить!
– К стенке шкурников и трусов! – вскинулся человек в коже. – Раз приказано, не имеют полного права не исполнять! А кто отказался, тот есть враг и предатель!
Начсвязи покосился на говорившего. Евдокимов, зам. начальника Особого отдела Южного фронта. Участник октябрьских боев в Москве, большая шишка в столичной чрезвычайке, особо отличился при разгроме московского штаба Добровольческой армии. По слухам, сам ставил к стенке кадета Щепкина, генерала Соколова и других, арестованных по этому делу. Такому человека шлепнуть – плюнуть и растереть.
– Расстрелять недолго, товарищ. А где я потом телефонистов найду? Связь тянуть – это тебе не «маузером» размахивать!
Лицо чекиста пошло багровыми пятнами. Фрунзе, видя, что дело идет к перепалке, постучал по столу костяшками пальцев:
– Товарищ Евдокимов прав: дисциплина нужна! Теперь не восемнадцатый год, не вольница на бронепоездах! Если есть приказ – изволь исполнять. Не получается – прояви инициативу, найди выход! Вот вы что предпринимаете насчет этих мин?
Начсвязи почесал над ухом, отчего фуражка с облупленной звездочкой съехала набок.
– Есть у меня один, из телеграфной роты. Он что удумал: закидывает кошку на веревке, цепляет провод и дергает. Ежели мина есть, она взрывается. Штук пять уже сняли!
– Что ж, толково. Но все равно, медленно работаете! Связь нужна! Что у нас с радио?
– Со вчерашнего дня в эфире сплошной треск. Мы и так, и эдак – глухо. Словно нарочно!
– А может, и правда нарочно? Еще в японскую войну моряки забивали искрой передачи вражеских станций.
– Может, и так, товарищ комЮж. Но я-то что могу? Радиотелеграфная станция у нас слабая, еле добивает до Джанкоя. Придется ждать, пока провод починят.
Фрунзе наклонился к адъютанту, сказал что-то вполголоса. Тот кивнул, сделал пометку в карманной книжечке.
– Через два часа жду доклада о восстановлении связи. Хоть с депешей верхом скачите, а связь чтоб была!
Начсвязи кивнул.
– Теперь вы, Александр Лукич. Как дела у Каретника?
Борчанинов, член РВС Второй Конной, торопливо встал с табурета:
– Части революционных повстанцев Украины под командованием Каретника движутся на юг, вдоль побережья. На Альме наткнулись на пехотный заслон, вступили в бой.
– Результаты?
– Пока неясно, товарищ комЮж. Связи по проводу нет, депеша доставлена на аэроплане.