Крымская война
Шрифт:
Смерть и боль сопровождали трагическое отступление обессиливших и павших духом русских войск. Один из очевидцев писал:
Это скорбное зрелище могло свести с ума человека слабого и чувствительного. Невозможно было без сострадания видеть сотни изувеченных солдат, бредущих из последних сил за своими товарищами, едва не теряющих сознание, стенающих от мучительной боли при каждом шаге. Но — таковы неизбежные следствия войны. Некоторые солдаты получили несколько ран — их могло быть и шесть, и семь — в разные части тела. Как правило, это были пулевые ранения. Раны быстро воспалялись, в них попадала инфекция. Помимо прочего, люди невыносимо страдали от жажды, но воды не хватало, как не хватало врачей, фельдшеров, повозок. Раненым приходилось самим о себе заботиться — для перевязок им служили рубахи или оторванный подол мундира. Они молили о помощи проходящих мимо здоровых солдат…
Впрочем,
На отдаленном холме, уже занятом нашими войсками, был взят в плен русский генерал Шеканов. Когда туда прибыл лорд Раглан со своим штабом, генерал сидел на передке пушки капитана Вудхауза и выглядел вполне довольным собой. Он объяснил, что командовал одной из резервных бригад. Упав с лошади во время боя, генерал, будучи человеком пожилым, не смог сесть в седло без посторонней помощи, а поскольку все его люди стремительно отступали, он остался лежать на соломе до прихода наших артиллеристов, которые и взяли его в плен. Генерал сказал, что со стороны русских в сражении участвовали около 42 000 пехоты, от 80 до 90 пушек и 6000 кавалерии и что они пришли драться с «людьми», а не «дьяволами». Завершил он свою речь, выразив надежду, что, поскольку он стар и практически безвреден, английский главнокомандующий отправит его в Севастополь или позволит присоединиться к своим товарищам.
Лорд Раглан ответил, что, хотя он не сможет выполнить эту просьбу, о генерале всячески позаботятся и выкажут ему полное уважение. А поскольку в лагере нельзя обеспечить достойные пленника условия содержания, его незамедлительно переправят на борт судна, где английский адмирал встретит русского генерала как подобает. Бедняга признался, что за всю жизнь ни разу не поднимался на корабль и вообще страдает водобоязнью в острой форме. Тем не менее в тот же вечер его перевезли на «Агамемнон», где сэр Эдмунд Лайонс разместил его наилучшим образом и обращался с ним как с другом.
Итак, первое крупное сражение в Крыму завершилось, и над Альмой воцарились тишина и покой. Два дня союзники хоронили убитых, оказывали помощь раненым и отдыхали. Калторп продолжает:
Поле битвы представляло собой ужасное зрелище. Повсюду лежали разорванные, изуродованные тела храбрецов — англичан, французов, русских, причем на каждого погибшего союзника приходилось трое русских. В тех местах, где бой был наиболее жарким, погибшие и умирающие лежали друг на друге. Стоны и крики страдальцев, мольбы о воде наполняли воздух и разрывали сердце. Лорд Раглан до поздней ночи раздавал распоряжения, касающиеся заботы о раненых. Один из двух его шатров был отдан для размещения больных и раненых офицеров. В уцелевших домах деревни Бурлюк развернули полевые лазареты, где без устали трудились хирурги, выполняя свою ужасную и вместе с тем исполненную милосердия работу: их руки были в крови, на скользком от запекшейся крови полу валялись ампутированные конечности. Немыслимое количество раненых превосходило возможности этих людей, хотя они оставались на ногах всю ночь, не зная сна и отдыха. Некоторые врачи просто падали от изнеможения и какое-то время были не в силах продолжать свою работу. В первую ночь в лазареты доставили от 400 до 500 раненых, но они составляли лишь треть пострадавших англичан. Кроме того, на пространстве, где шел бой, осталось лежать от 900 до 1000 раненых русских. Холера тоже не унималась и унесла жизни многих участников сражения.
Через два дня армия союзников продолжила движение к своей конечной цели — к Севастополю.
Глава 15
На Севастополь!
За двадцать лет до возникновения англо-французского союза один шотландец, любитель рискованных путешествий, приехал в Крым в качестве туриста. К тому времени Севастополь уже в течение многих лет был закрытым портом, куда не допускали европейцев. Однако подобное препятствие не могло остановить предприимчивого авантюриста, и господин Олифант не только сумел проникнуть в город, но и умудрился собрать сведения о его оборонительных возможностях. По возвращении домой Олифант опубликовал впечатления о своих путешествиях, уделив особое внимание Севастополю и снабдив это описание яркими деталями:
…но в одном нет ни малейшего сомнения: как бы хорошо ни был защищен Севастополь от нападения с моря, ничто не может воспрепятствовать какой-либо армии высадиться в нескольких
Когда проблема далеких святынь приобрела остроту, соображения Олифанта касательно уязвимости Севастополя обратили на себя внимание британского военного ведомства и разработчики стратегических планов стали рассматривать этот город в качестве возможного объекта нападения в случае войны. Возможности сбора более свежих сведений о защитных сооружениях города были невелики, но, похоже, к 1853 году особых изменений в обороне Севастополя со стороны суши не произошло. Перед отплытием из Англии лорд Раглан встречался с Олифантом и по результатам их беседы пришел к выводу, что нападать на Севастополь следует с юга.
Севастополь расположен на южной стороне залива шириной в полмили и длиной в четыре мили, при этом небольшое предместье распространяется и на противоположный берег. К тому времени, когда армия союзников приблизилась к городу, его защищали несколько крепостей, расположенных вдоль береговой линии, а также сеть редутов, земляных укреплений и батарей со стороны суши. На тринадцати батареях было установлено 611 орудий, в том числе тяжелых. Северная сторона залива была редконаселенной, но там находились три крупных оборонительных сооружения. Главное из них, Звездный форт [108] , располагалось в центре на холме и господствовало не только над заливом, но и над самим городом. В гавани стояли семь линейных кораблей, восемь фрегатов и двадцать других судов, совместно обладающих значительной огневой мощью [109] . Основанный семьюдесятью годами ранее, Севастополь превратился в одну из трех наиболее сильных морских крепостей в Европе, наряду с Гибралтаром и Кронштадтом.
108
Имеется в виду так называемое Северное укрепление, построенное на подходах к Севастопольской бухте в 1807–1811 годах под руководством инженера генерал-майора Гартинга.
109
Е. Тарле приводит другие цифры: 14 линейных кораблей, 7 фрегатов, 1 корвет, 2 брига, а кроме всех этих парусных судов налицо было 11 пароходов.
После нескольких месяцев обсуждений и составления планов союзники наконец оказались у цели. Все предварительные операции были завершены. Настал момент истины. Со времени громкой победы при Альме прошло три дня, и за этот короткий срок Раглан и Сент-Арно дважды упустили блестящую возможность быстро завершить кампанию, да и всю войну.
Во-первых, вместо того, чтобы преследовать отступающего противника и уничтожить его, союзники промедлили два дня на месте сражения. Тем самым Меншиков получил возможность перегруппировать войска и увеличить севастопольской гарнизон — влившиеся в него 34 000 войск, пришедших от Альмы, значительно усилили оборону города и сыграли важную роль в последующие месяцы. Эта двухдневная задержка к тому же позволила защитникам Севастополя укрепить земляные оборонительные сооружения и увеличить количество пушек.
С чем же было связано это промедление? Французы и англичане возлагали вину друг на друга. «Британцы не готовы! — гневно восклицал Сент-Арно. — Они меня задерживают». Официальный летописец французской армии барон де Базанкур, который был очевидцем происходящего, писал:
Англичане, бесстрашные и неутомимые на поле боя, похоже, не понимали крайнюю опасность каждого дня, даже часа промедления при осуществлении военной операции. Они просто не желали спешить. «Мои потери были меньше, чем у англичан, — писал маршал Сент-Арно, — потому что я действовал быстрее. Мои люди бежали, а британцы — шли…» Английской армии не хватает гибкости и подвижности… 22-е стало еще одним потерянным днем.
Кинглейк утверждает противоположное: «Лорд Раглан стремился вперед и убеждал Сент-Арно поторопиться, но получил ответ, что немедленное выступление французов невозможно. Маршал снова сказал, что необходимость вернуться на то место, где солдаты оставили свои ранцы (на берегу Альмы), не позволяет двигаться дальше». По словам Кинглейка, Сент-Арно также заявил, что «его люди устали и идти дальше не могут». Правда, возможно, заключается в том, что обе стороны повинны в этой задержке и отказе от преследования побежденного противника. Так или иначе, для союзников это было неудачей, русским же такое промедление дало преимущество.