Крымский цугцванг 1
Шрифт:
— Дмитрий Сергеевич?
Невоструев был откровенно рад, но какая-то странная интонация в его голосе говорила, что у секретаря за душой есть еще что-то кроме радости.
— Где вы?
— Я у Домодедово, стою и думаю, куда деваться теперь.
— Как прекрасно, что вы появились. А то мы вас потеряли, не знали уже и что подумать. Английская пресса такое несет, то за здравие, то за упокой, а ваш фон не работает.
Так, — Невоструев остановил поток слов, явно соображая. — Знаете что, оставайтесь там, я сейчас отправлю дежурную машину с наказом лететь
Невоструев знал, что говорил. Московские вечерние пробки, как и ньюйорские или лондонские, стали притчей во языцех во всем мире. А дежурная машина МИД, если везла высокопоставленного дипломат в ранге не меньше посла, получала возможность включать проблесковый маячок.
— Хорошо, я буду ждать, — согласился Дмитрий Сергеевич и неторопливо направился к месту остановок такси.
Жизнь в Москве была спокойной, словно и не шла где-то страна и не гибли россияне. Это немного успокаивало. Если бы ситуация была сложной, столица бы выглядела прифронтовой.
Кстати, — вспомнил он, а какой сегодня, однако, день.
Он посмотрел на вернувшийся на положенное место наручный комп. Уже двадцатое мая. Лихо! Так и жизнь пройдет, не заметишь. И надо избавиться от этого плаща. А то и в Москве уже не вписываешься в погоду и природу.
Так, а вон машина сигналит и явно ему. Шофер, как ни странно, признал Романова и остановился около него.
МИД находился неподалеку от аэропорта и машина пришла за двадцать пять минут. Действительно, для Москвы быстро.
Он не спеша подошел к солидному лимузину, примериваясь, как бы половчее запрыгнуть во внутренности, но шофер резво выскочил из машины и открыл дверцу.
— Словно перед министром, — пошутил про себя Романов.
Через полчаса он был уже в МИД.
Невоструев поздоровался и без промедления пропустил его к министру.
— Потерянный золотой, — пошутил Ларионов, приветствуя крепким рукопожатием. — Уж мы и звонили, и искали. Как же это вы так умело прятались, даже англичане не могли найти, как мы их не просили и умоляли.
Хотя с англичанами там не все гладко. А?
Романов глубокомысленно усмехнулся.
— Меня, дражайший Алексей Антонович, самым беспардонным образом схватили и держали не то в тюрьме, не то в гостинице тамошние спецслужбы и шантажировали изо всех сил, предлагая то сотрудничество во имя мира, то шпионаж во имя НАТО.
Ларионов удивился, но не очень. Случай с Романовым становился для него еще одним примером, почему с Западом нельзя откровенно дружить.
— Мы напишем протест, — пообещал Ларионов. — Самый злобный. Хотя, в текущих условиях, вряд ли на него обратят внимания. Если только удастся выторговать какую уступку у гордых бриттов. Сегодняшние международные дела складываются очень напряженно и неудачно для России. А ресурсы у стране не такие, как у СССР в ХХ веке, и не как у России в средневековье.
Мы пока стоим на грани третьей мировой войны. Мировой в том отношении, что весь западный мир готовился на нас напасть.Слава Богу, что на сегодняшний
Вы были мне нужны еще несколько дней назад, — продолжил Ларионов, — для контакта с Западом. Ведь вы же считаетесь западником. При чем не только у нас, но и там. Однако события развиваются так, что даже, слава Богу, что вы не нашлись. Все равно бы ничего не получилось. Так что ваш так называемый арест ничем не навредил России… хорошо, правительству, — отмахнулся министр от протестующего движения Романова.
— Более того, — ухмыльнулся Ларионов. — письма из Владимирского централа, то есть ваши две газетные статьи из этого полузаключения серьезно подействовали на английское общество.
Получилось великолепно. Пока правительство Ее Величества занимало антироссийскую позицию и подпинывало другие европейские правительства, рядовые англичане воспылали добрым отношением к арестованному русскому демократу, который сумел в прессе очень просто и понятно объяснить, что не так делается в мире. Если бы вы призвали англичан на баррикады, кое-кто бы рванулся. В общем, агенты Коминтерна отдыхают.
Романов слушал начальника с каменным лицом, но в душе его бушевали бури. Маша-Машенька, как же ты милая великолепно сработала! Ведь ты если и не спасла ему жизнь, то, по крайней мере, репутацию. И остановила нарастание агрессии Запада на Россию.
— Ваши действия в Великобритании, по мнению президента и Совета Безопасности России, заслуживают наивысшей оценки, о чем вы узнаете позже. Ну а теперь о менее приятном.
Он помолчал. Лицо Ларионова сразу резко постарело и осунулось. Чувствовалось, что он переживает не лучшие дни в своей жизни и находится в психологическом напряжении.
— Я, надеюсь, вы в курсе международных отношений и положения России? Оно за последнюю неделю настолько изменилось, словно столетие прошло.
— В общих чертах, — осторожно сказал Дмитрий Сергеевич, страстно надеясь, что Ларионов не станет устраивать ему экзамен. Откуда он мог узнать об этом положении — в постели Маши или находясь под арестом?
Впрочем, министр и не собирался его проверять.
— Вот и хорошо. Хотя, вряд ли пресса, что наша, так и английская, выдает всю информацию и тем более объективно. Наверное, смотрели английское телевидение и читали английские газеты? Из них узнаешь немного.
Ситуация меж тем трудная и очень для России… — он остановился, усмехнулся и поправился, вспомнив поправки Романова относительно чиновников, — для правительства России негативная. К сегодняшнему дню нас практически прижали к стенке. И под дулами всевозможного оружия требуют перейти к переговорам на их условиях. Вот так. Наши военные войну почти выиграли, а дипломаты сейчас ее будут проигрывать.
Ларионов не выдержал и принялся рассуждать, перейдя от фактов к размышлениям.
По его словам, поначалу ничего, казалось, катастрофического не было. С конца апреля началась очередная волна переговорного процесса с Грузией, от которой Романов увернулся, уехав в Лондон.