Крымский цугцванг 1
Шрифт:
Ларионов завершил свой рассказ, закурил, чем несказанно удивил Романова и испытывающе посмотрел на собеседника.
— Наверное, Дмитрий Сергеевич, вы гадаете, почему я вам об этом самолично так подробно рассказываю, когда мог бы просто предложить прочитать несколько записок аналитического отдела министерства о событиях последних дней. Объясню. На днях вы займете кресло министра иностранных дел Российской Федерации. С чем я вас и поздравляю.
Зря Романов цинично думал, что ни женщины, ни жизнь уже не смогут продемонстрировать ему что-то новое. Оказалось, еще как могут! Он был так
Прошло несколько минут молчания. В оцепенении он отпил остывший и теперь уже совершенно невкусный чай.
— Но я не собирался быть министром, — ляпнул он, словно могло быть иначе, и он мечтал и видел себя на месте Ларионова.
Уходящий министр понял его правильно.
— Видите ли, Дмитрий Сергеевич, — непривычно мягко для него заговорил он, — я не буду касаться таких тем, как «России необходимо» или «Родина от вас ждет». Знаю, высокий штиль вам как красная тряпка для быка. Поэтому от красноречия перейду сразу к практическим моментам. Я в мире известен как сторонник жесткой линии по отношении к странам Запада. В текущих условиях такой министр должен уйти в отставку. Сегодня мы разговаривали об этом с президентом. Мнения у нас с Анатолием Георгиевичем совпадают. Я не буду касаться таких аспектов, как мои переживания, поскольку любой уход это поражение.
Но в данном случае это объективная реальность и она даже не обсуждается. Президент уже пообещал приискать мне теплое местечко в каком-нибудь другом министерстве или в своей администрации.
Главное сейчас — КТО будет моим преемником. Это должен быть: а/ сторонник западной цивилизации б/ мой, а лучше правительственный оппонент, критикующий жесткий антизападный курс прежнего министра и в/ с мягкими политическими взглядами, готовый на уступки. А уступки будут нужны, тут никуда не денешься. Другое дело, удастся ли остановить их на уровне моральной пощечины с нашими извинениями или придется отрезать от себя кусок мяса.
Ларионов позволил себя улыбнуться и похлопать по колену Романова. Лучше бы он этого не делал — имеется в виду не хлопанье, а улыбка. Получился какой-то оскал мертвеца. Романова аж передернуло. Именно эта гримаса заставила его заткнуться и молча согласиться с Ларионовым. Человек наступил на горло своей песни ради абстрактного «Родина требует». У него уже был один инсульт… так недолго и до второго.
Как Дмитрий Сергеевич не был до глубины костей циником, но он понимал, что Россия все-таки есть и бывают моменты, когда защищать надо не конкретного президента, а ее. И пусть знамя — это всего лишь разукрашенная тряпка, но в бой идут именно за ним. И умирают тоже. Благо от него не требовалось, как от солдат под Джавой, гибнуть во имя страны. Всего лишь устраивать торги и откупаться.
Алексей Антонович оценивающе глянул на него, понял, что Романов дожат. Он вытащил из кармана фон, соединился.
— Да, — коротко сказал он. — Прямо сейчас. Да, я понимаю, время не ждет. Американский посол ждет дальнейшего разъяснения нашей позиции уже сегодня после 16.00 по московскому времени.
Он убрал фон.
— Нас с вами ждет президент.
Романов удивился спешке.
— Вы же знаток дипломатии, —
— Да, но я хотя бы костюм приодел какой. А то так…
Романов был в том выходном костюме, который обычно носят гостиничном номере, когда не собираются никуда выходить, окромя ресторана и в соседний номер к знакомой. Он же не виноват, что его в таком виде вынесли спецслужбы из квартиры Маши и так выслали в Россию. И все это было мято — перемято и испачкано.
— Ничего, — заторопил его Ларионов. Чувствовалось, что он уже примеряет на себя мундир отставника. И ему не терпится сбросить с себя тягомотину министерского поста и хотя бы нормально выспаться. — Визит неофициальный. Да и не будет Мануйлов обращать внимание на такие пустяки. Война на носу, а вы фрак забыл заказать у Версачи. Стыдно, право слово. Будто он не знает оттуда вы и что с вами было. Мне ФСБ не все докладывает, а ему сами понимаете. Как выдумаете, ФСБ не знало о случившемся с вами?
Под давлением Ларионова еще не пришедший в себя Романов отправился за ним. В самом деле, пора уже завершать эту канитель и стать из кандидатов министром. Он, правда, не очень был знаком с обязанностями современного министра, но надеялся, что они сильно не изменились по сравнению с XIX — XX веками. А уж их-то он представлял буквально в мелочах.
Президент принял их сразу. Точнее сказать, они просто прошли через приемную, поздоровавшись с несколькими сотрудниками аппарата президента.
Мануйлов был в парадном кабинете, знакомом миллионам россиян уже не одно десятилетие по телевизионным новостям.
Он деловито пожал обоим руки и пригласил сесть.
— Как здоровье, Алексей Антонович, — начал он непривычно. — Давление не беспокоит?
Романов мог бы удивиться, если бы не знал об инсульте.
— Да ничего, знаете, — застеснялся Ларионов, — для здоровья ничего страшного.
— Да? — вполне натурально удивился Мануйлов, — а мне врачи говорят другое. Давление сто пятьдесят на сто тридцать. И это несмотря на то, что лекарства вы пьете горстями.
— Да мало ли что они говорят, — начал сердится Ларионов. Явно было, что разговор о здоровье его стесняет.
Но Мануйлов был не таким человеком, которого можно было смутить сердитым тоном.
— В общем так, Алексей Антонович. Наша с вами договоренность по поводу вашей дальнейшей работы остается в силе. Но перед этим я прописываю вам две недели курортного режима с интенсивным лечением. Нельзя иметь такое давление, особенно в вашем положении.
— Да ерунда все это! — возмутился Ларионов.
Но президент был непреклонен:
— Три недели. Мне вы нужны только живым.
— Я еще и не такое… — начал было Ларионов, но услышав про увеличенный срок остановился. Ехидно сказал:
— У вас удивительная манера уговаривать собеседника. Вам бы подошла роль тюремного надзирателя.
Мануйлов только ослепительно улыбнулся:
— Я не Новодевичье кладбище, мертвых не собираю.
— Ладно, — нехотя сказал Ларионов, — две недели мне хватит.
Мануйлов снова улыбнулся, но на это раз по-другому, как-то по-домашнему.