Крымское ханство XIII—XV вв.
Шрифт:
Произведя первый погром Судака в 1223 году, татары не замедлили повторить его в 1239 году. На этот раз южнобережцы только десять лет спустя праздновали свое освобождение от иноверного ига [136] . Это освобождение надо понимать, кажется, в смысле лишь удаления массы нахлынувших татар, а не окончательного превращения всяких властных отношений завоевателей в приморской окраине Крыма, о чем они и не помышляли вовсе. После этого нашествия татары еще не один раз производили свои опустошительные вторжения, и притом, как кажется, не то чтобы каждый раз для водворения вновь своего господства, а с целью поддержания своего прежнего престижа, который пытались было игнорировать местные правители.
136
Зап. Одес. Общ., V: 611, № 104.
В конце XIII в. в царствование хана Тула-Буги выдвинулся эмир Ногай, благодаря жене Менгу-Темира Джиджек-хатуни, которую он потом, в разгаре самоуправства, велел задушить в угоду своим сторонникам эмирам [137] . Этот полководец настолько был влиятелен, что даже византийский император заискивал его расположения посредством женитьбы его на своей побочной дочери Эвфросинии [138] . Уходив хана Тула-Бугу и разбив в сражении его преемника хана Токту, Ногай овладел его областями в 698 = 1298—1299 году и послал внука своего Актаджи в земли крымские собрать подати, наложенные на жителей его. Тот пришел в Кафу, в город, принадлежавший генуэзским франкам, и потребовал от ее жителей денег. Они угостили его, поднесли ему кое-что из еды и вино. Когда же он охмелел от напитка, они напали на него и убили. По получении известия об умерщвлении его Ногай отправил в Крым большое войско. Оно ограбило Кафу и сожгло ее; перебило множество крымцев и взяло в плен находившихся там купцов мусульманских, алланских и франкских [139] . Та же участь постигла и Судак. Ногай, прежде чем подверг город разгромлению, приказал выйти из него приверженцам своим, которые составляли целую треть всего населения; а затем остальных ограбил и предал истреблению. Причиной этого погрома было то, что пошлины и другие доходы с Судака делились между четырьмя, так названными у арабского историка, татарскими царями, один из коих был Токтай, и те, которые были соправителями
137
Тизенгаузен, I: 109, 156, 381 и др.
138
Pachymer. Bonnae 1835. I: 344 и 180; II: 263—265. У Гаммера (Geseh. d. Gold. H., 277) она однажды названа почему-то Ириною, хотя Эвфросиния есть сама по себе (Ibid., 253 и 258).
139
Тизенгаузен, I: 111—112.
140
Ibid., 195.
141
Как на беду, и в известной приписке к Синаксарю (Зап. Од. Общ., V: 596, № 5) также стоит неясное начертание, которое все-таки больше походит на Ногай, нежели на Тохтай.
142
Ibid., Ill—112.
В скором времени, а именно в 707 = 1307—1308 г., Кафа потерпела новое бедствие от войск Тохты-хана, присланных туда для наказания генуэзских франков за продажу ими татарских детей в неволю и за разные другие вещи [143] . На этот раз расправа с франками была повсеместная во владениях ханских — в Крыму, Кафе и в Северных областях, как говорят историки. Из Кафы франки спасались бегством на кораблях. Относительно Судака арабский историк Эльмуфаддаль замечает только, что он в эту пору входил в черту владений Тохты-хана [144] .
143
Тизенггаузен, I: 120 и 162.
144
Ibid., 197.
Если Ногай, или Тохта, подступив с своим полчищем в 1299 году к Судаку, нашел в нем приверженцев, то естественнее всего такими должны были оказаться их соплеменники, и притом мусульмане по вере, а не христиане других рас: последним мудрено было торжествовать освобождение от иноверного ига и в то же время являться сторонниками тех, кто налагал это самое иго. Если же таких сторонников оказалась целая треть населения города, то едва ли это количество могло составиться из татар, случайно в разное время отставших от приходивших туда прежде татарских полчищ. Это скорее и были те именно тюрки, которые водворены были в той местности Менгу-Темиром, когда они явились в нему искать себе нового отечества вслед за Изз-эд-Дином и Баба-Салтыком, и хотя еще не успели слиться с тамошними христианскими жителями, но не были вполне солидарны и с татарами, приходившими туда в качестве врагов и поработителей. Конечно, в числе сочувственников татарам могли быть также отчасти и кипчаки, или половцы, которые еще ранее добровольно водворились в Судаке, или загнаны были туда первым татарским нашествием. Арабский историк Эломари обращает внимание на ассимилирующую силу кипчакской породы и говорит, что татары, смешавшись с кипчаками, сами стали точно кипчаки, как будто они одного с ними племени, а затем присовокупляет следующее соображение: «Таким образом долгое пребывание в какой-либо стране и земле заставляет натуру человеческую уподобляться ей и изменяет прирожденные черты согласно ее природе» [145] . Но что арабский историк-философ констатирует касательно кипчаков по отношению их к татарам, то не совсем применимо к тем из них, которые поселились в Судаке: совместное жительство с христианским европейским населением этого города в непродолжительный срок самих их преобразило, подчинив культурному влиянию этого населения. Наглядным доказательством такого подчинения служит тот факт, что в известных синодиковых приписках к греческому Синаксарю [146] мы находим в числе упомянутых там разных покойников очень много имен тюркских и притом с такими эпитетами, которые указывают на то, что они были не простые миряне, а принадлежали даже к церковному клиру, каковы, например, иеромонах Султан [147] , монах Алачи [148] , попадья Сююнчук, жена попа Антипы эконома [149] ; или же к местной знати, как, например, Алачук, дочь севаста [150] , Барак, дочь севаста Пула и жена Аба [151] , Токтемир, сын севаста Стефана [152] . Что это не были исключительные личности, обратившиеся в христианство, это явствует из родословий, означаемых при весьма многих покойниках, как например: «Сатирик, сын Чипаки и внук Секке по отцу, по матери же внук Топчи» [153] , или: «Чимен, сын Ямгурчи, родственник Оракчи» [154] . Немало встречается и предков с тюркскими именами, тогда как их дети являются с именами христианскими, как например: Антоний, сын Кылыджа [155] , Петр, сын Кутлубея [156] , Фотий, сын Гази [157] , Анастасий, сын Сункура [158] , Пантелеймон, внук Яхьи [159] и др. Замечательнее то, что тюркские имена носят еще лица второго поколения, хотя предки их называются уже именами христианскими, как например: Токтемир, сын Стефана [160] , Меликэ, дочь попа Антония [161] , Совкур, сын Мавария [162] , Икугач, дочь Димитрия Чогака [163] и т.п. Такие же обозначения, находимые в Синаксаре, как «Иоанн татарин,христианин» [164] , или «Параскева, татарка,христианка» [165] , прямо показывают, что эти субъекты принадлежали к национальности проявившихся тогда собственно татар, тогда как прочие лица с тюркскими именами настолько стали своими прочему христианскому населению Судака, что многие из них сами были глубокими христианами: носили духовный сан и пользовались почетом у обывателей, так что автор приписок в Синаксарю не скандализовался их бусурманскими именами, всех одинаково чествуя эпитетом «раб Божий» [166] . Мало того: в одной заметке читаем: «…ай, Салих и Сункур… и прочие все убиты татарами» [167] . Издатель этих заметок, почтенный отец архимандрит Антоний напрасно оговаривается, что будто тут «чтение собственных имен подлежит сомнению»: напротив, в этих именах менее чем в каких других сомнительного. Имена этих жертв татарского насилия, как Сункур и то стертое, которое оканчивалось на ай(в роде Тудай, Турунтай), чисто тюркские; имя же «Салих» мусульманское, и люди, носившие эти имена, отличаются тут от татар, которым они не были своими, ибо убиты ими зауряд с прочими их противниками в 1278 году.
145
Тизенгаузен, Сборник, I: 235.
146
Зап. Од. О. И. и Др., V: 598—628.
147
Ibid., стр. 596, № 6.
148
Ibid., 615, №136.
149
Ibid., 602, № 38.
150
Ibid., 603, № 48.
151
Ibid. 607, № 78.
152
Ibid., 623, № 193.
153
Ibid. 614, №122.
154
Ibid., 619, 165.
155
Ibid. 602, № 39.
156
Ibid. 610, № 96.
157
Ibid. 612, № 109.
158
Ibid., 622, №186.
159
Ibid., 622, №189.
160
Ibid., 596, № 2.
161
Ibid., 604. № 58.
162
Ibid., 606, № 67.
163
Ibid., 614. № 129.
164
Ibid., 606, № 68.
165
Ibid., 608, № 82.
166
Опыт этимологического объяснения некоторых имен тюркского происхождения сделан почтеннейшим В.Н. Юрчевичем в Зап. Од. Обществе, т. VIII, стр. 5—6.
167
Loo. cit., 614, №126.
Нашествие Ногая не было последним бедствием для Судака: татары и потом не переставали самым чувствительным образом напоминать южно-крымскому побережью о своем могуществе и правах власти над этими местностями. В царствование Узбек-хана (1313—1341) Судак опять пострадал от нашествия татарских полчищ под начальством двух предводителей, Толак-Темира и Кара-Булата, в августе 1322 года [168] . Последний носит в приписке Синаксаря, сообщающей известие об этом погроме, греческий титул алохрг)01арчс;, который г. Брун передает словом «легат» [169] . Толак-Темир же и после продолжал быть бичом обитателей Судака. В 1327 году имя этого мириарха, т.е. десятитысячника, упоминается в Синаксаре вместе с некиим Агадж-башли-беком, который разорил су дакскую крепость и тамошние церкви [170] . Смысл не вполне сохранившейся приписки № 103 таков, что «древоголовый (перевод татарского имени) сквернавец» был только исполнителем воли Толак-Темира, на главноначальствование которого намекает слово в приписке [171] . Еще раз чем-то недобрым поминается Толак-Темир под 1338 годом [172] . Факт этих бедствий Судака подтверждается и арабским путешественником Ибн-Батутой, посетившим в эту самую пору Крым [173] , и мириарх Толак-Темир, без сомнения, тот же самый эмир, который назван у Ибн-Батуты Тулу-Тимуром, и о котором он неоднократно вспоминает по поводу внимания и любезностей, оказанных ему этим областным начальником и наместником Узбек-хана [174] .
168
Зап. Од. Об. V: 621, №181.
169
Черноморье, II: 143.
170
Loc.cit.611,№103.
171
Ibidem.
172
Ibid., 597, №11.
173
Тизенгаузен, I: 303.
174
Ibid., 280—285.
Мы уже сказали, что нашествия татар на Кафу и Судак не имели вида случайных набегов, а делались ими с целью поддержания своего престижа, который они считали, надо полагать, неоспоримым, и всякий раз являлись туда напоминать об этом престиже по каким-нибудь специальным поводам, вроде того, который вызвал на опустошительную расправу с Судаком Ногая [175] . Правда, что ловкие европейские негоцианты не упускали благоприятных моментов для собственного усиления насчет татарского господства в Крыму и, пользуясь внутренними несогласиями в Золотой Орде, посредством договоров с татарскими временщиками, гарантировали себе свободу действий на правах хозяев до первого случая, когда какой-нибудь новый временщик, игнорируя и не считая для себя обязательными договоры неверных с его предшественниками, без церемонии чинил опустошения в тех местностях, на которые они изъявляли претензии как на свои владения. Такие шаткие с юридическо-международной точки зрения отношения южнобережских европейских поселенцев к материковым татарским властям до известной степени выяснены исследованиями В.Н. Юргевича и Ф.К. Бруна, на основании имевшихся в их распоряжении европейских источников [176] . Эти отношения продолжались в раз установившемся виде с незначительными изменениями вплоть до вторжения в Крым турков-османлы, которые завели там свои уже порядки. Нам остается, не входя в подробности, лишь резюмировать главные признаки этих отношений, которые сводятся к следующему. Как торговый народ, генуэзцы больше всего отделывались, конечно, от татарской назойливости деньгами, платя татарам разные ввозные и вывозные пошлины, для сбора которых в их главных колониях, как Кафа и Судак, сидели татарские чиновники. Не будучи истинными рыцарями, коммерческие колонисты не особенно дорожили своей политической честью, а потому беспрепятственно допускали пребывание в их городах татарских приставов, которые на правах экстерриториальных ведали делами проживавших в этих городах и их окрестностях ханских подданных. Такого права тщетно, например, добивался в свое время султан Баязид I от византийского императора Иоанна Палеолога I. [177] Мало того: генуэзцы покорно приняли ханскую тамгу (особый знак, клеймо, тавро. — Примеч. пер.)в качестве герба своего главного города Кафы, изображая ее как в надписях городских сооружений, так и на монетах своих [178] .
175
См. выше стр. 32.
176
Зап. Од. Общ. Ист. и Др., V: 816 и д.; VIII: 149—153; Черноморье, I: 223—235; II: 144—155.
177
Zinksisen. I: 280.
178
Зап. Од. Общ. VIII: 150—153.
Но, спрашивается, кто же был в Крыму носителем татарской власти; с кем южнобережские европейские колонисты входили в непосредственное соприкосновение; в ком сосредоточивалась верховная власть, во имя которой уполномоченные ею люди предъявляли те или другие требования или, напротив, делали такие или сякие уступки поселенцам, и где эта власть имела свое пребывание?
В наиболее отдаленную эпоху южнобережцы имели дело с татарскими приставниками, имевшими известные полномочия прямо от ханов Золотой Орды, считавшихся владыками Крымского полуострова. Подобный при-ставник в царствование Беркэ-хана находился в Судаке. Арабские историки дают ему титул правителя, губернатора [179] , а по имени называют его Табук,или Таюк.Он встретил там и проводил до Крыма послов египетского султана Бейбарса, ехавших к Беркэ с политическо-миссионерскими поручениями в 1263 году. Имел ли этот правитель постоянное свое пребывание в Судаке, нельзя сказать наверное на основании вышеприведенных свидетельств арабских историков, которые как-то двусмысленно говорят, что в Судаке послов встретил правитель этого края в местечке Крым [181] . Но факт встречи послов на самом берегу указывает на то, что татарский воевода считал себя хозяином территории, на которую вступало египетское посольство, высадившееся в Судаке, хотя резиденцией его мог быть город Крым, отстоявший всего на один день пути от морского берега [182] .
179
Тизенгаузен. Сборник, I: 54 и 63; 180 и 192.
181
Тизенгаузен, I: 54.
182
Тизенгаузен, I: 54.
Роль этого ханского чиновника была, можно полагать, та самая, какую позднее, во время вторжения османов в Крым, играл Эминек-бей, сидевший в Кафе и принимавший деятельное участие в утверждении ханской власти в Крыму за родом Гераев. Европейские письменные памятники позднейшего времени, впрочем, титулуют этого ханского уполномоченного lo Titano и Titanus seu Vicarius Canlucorum: так, по крайней мере, он назван в договоре 1380 года кафинского консула с татарами [183] и в уставе Генуэзских колоний в Газарии 1449 года [184] . Г. Брун пробовал производить это слово от готского thiudans = rex, dominator, но потом отказался от этого толкования в пользу другого, которое и считается теперь общепринятым [185] . Это последнее основывается на производстве слова Titanus от одного корня с турецким глаголом «держать», в смысле «наместник» [186] . В объяснение значения слова Titanus,его считают видоизменением другого подобного, встречающегося у латинских анналистов и византийских писателей. Первые упоминают об аварских наместниках в конце VIII и начале IX века под именем Tudunили Thodanus,или даже Tuttundo.Византийцы говорят о важном сановнике у хазар, которого они именуют то Tou6ouvoc;, то Touv6ouvoc;, переводя его греческим словом, согласно с тем, как латинские анналисты толкуют значение аварского Tudun— regulus quidam. Почтенный академик А.А. Куник, обративший внимание на хазарского «тудуна» и собравший вышеприведенные справки об этом загадочном лице [188] , из двух этимологических производств слова ту дун— непосредственно от тюркского языка или от чувашского, по-видимому, склонен отдать преимущество последнему. В чувашском есть глагол тыт = tenere, прошедшее причастие которого тыдаганимеет сокращенный вид тыдан— «держащий, державец, lе teneur, то же что occupator, l’ occupant». Г. Золотницкий самым решительным образом утверждает, что «этот же тыданвстречается в древних хазарских грамотах (?) в отношении каанов в смысле: владетель, самодержец» [189] . Вот эта-то форма и принимается за первообраз вышеприведенного имени аварского вельможи Tudunи хазарского [190] , и в ее-то пользу г. Брун отступился от своего прежнего толкования.
183
Notices et Extraits des mes. XI: 55.
184
Зап. Од. Общ. Ист. и Древе. V: 763.
185
Черноморье, II: 213—213.
186
Зап. Акад. Наук, XXIV: 134; Зап. Од. Общ. V: 830—831.
188
Зап. Акад. Н., Loc. cit.
189
Корневой чувашско-русский словарь. Казань, 1875. Стр. 179, пр. 18.
190
Зап. Ак. Н., Loc. cit.
Но если трудно возразить что-либо против отожествления имени Titanusс аварско-хазарским тудуном, то нельзя того же самого сказать относительно этимологических объяснений этого термина, которые принимаются учеными, по-видимому, за совершенно удовлетворительный. Невольно при этом возникают следующие сомнения.
Если слово тудунближе стоит к чувашскому тыдан,то, чтобы получить искомый исторический вывод относительно тожества с ними генуэзского lo Titanoили Titanus,необходимо доказать, что чувашское племя когда-то играло какую-то политическую роль и дало между прочим бытие спорному термину; или по крайней мере доказать, что язык хазар, имевших тудунов, всего сроднее был с нынешним чувашским. Еще слабее доводы в пользу этимологического сродства слова lo Titanoили Titanusс словом тудунчрез посредство тюркского глагола «держать».
Но помимо, действительно ли существовавших или мнимых, тудунов,иначе — титанов в Крыму, были и несомненные представители татарского владычества в том крае, только известные в истории уже под другими наименованиями, которые своей там правительственной деятельностью постепенно подготовили почву для возникновения там самостоятельного, независимого от Золотой Орды, государственного центра и создали на полуострове порядок вещей, какой царил там в пору образования ханства под властью династии Гераев. Дальше мы постараемся установить последовательную преемственность представителей татарской власти в Крыму, по крайней мере тех из них, о которых сохранились какие-либо сведения в исторических памятниках.