Крысиный Вор
Шрифт:
– Маги мяско воровали, мы от голода рыдали, – грустно проворчал Словоплет, теребя пуговицу замызганной малиновой курточки.
– Что ж она оплошала-то? – Дергун досадливо почесал похожий на сизую грушу нос. – Сама себя оприходовала – эка невидаль, а могла бы полрынка нам на жрачку перевести!
– Сплыла наша жрачка, – процедил Золотая Серьга. – Надо разведать, что случилось, да господину доложить. Если мы расскажем что-нибудь интересное, он на нас не прогневается. За работу!
Гнупи шмыгали в толпе, никем не замеченные. Они примчались сюда, когда почуяли, что смерть всех-на-куски вырвалась на волю. Хотя «вырвалась» – чересчур сильно сказано: скорее уж выползла, как издыхающая раздавленная
О происшествии судачил весь Кирпичный рынок.
– Опять этот рыжий! – возмутился Шнырь. – Мало ему загубленной крыски, еще и злыдню убил! Она-то ему чем помешала?
– Такому всякий мешает, – подхватил Дергун. – Как нашему господину до всех есть дело, словно цеплючему репью, так же, видать, и этому.
– Пошли! – скомандовал Жмур.
Они всей гурьбой повалили прочь, шустро лавируя в толчее. Никто из людей их не видел, так что поневоле приходилось каждому уступать дорогу. В отместку гнупи гримасничали, передразнивая смертных, да еще изо всех сил топали по слякотному месиву, норовя кого-нибудь забрызгать. А Хумдо Попрыгун и Чун Клешня забежали в трактир «Пляшущий окорок» и наплевали в тарелки посетителям, чем потом похвалялись всю дорогу.
Известно, что, если гнупи плюнет человеку в тарелку или в кружку, тот начнет после этого душевно маяться, поэтому нельзя оставлять на ночь открытую посуду с остатками еды. А если уж оставил – наутро содержимое лучше выбросить, иначе не удивляйся, если все вокруг покажется тебе до того гадким, что глаза бы не смотрели. Правда, избавиться от сей напасти нетрудно: для этого надо всего лишь развеселиться из-за какого-нибудь пустяка.
Шайку охватило злорадно-приподнятое настроение, только Шнырь печалился из-за своей потери, да Вабро размышлял о предстоящем объяснении с господином с такой досадой, словно отведал кушанье, в которое сам же перед этим плюнул.
Они ослушались распоряжений и ввязались в ссору с посторонним, вдобавок упустили тех троих, которым должны были «обеспечить нескучный досуг». Этих смертных зовут Куду, Вабито и Монфу, они давние враги господина и в придачу маги, несмотря на свое нынешнее жалкое состояние. Вот и воспользовались колдовством, чтобы ускользнуть от мучителей и замести следы, пока внимание гнупи было приковано сначала к рыжему, а потом к обманувшей надежды злыдне. Ищи-свищи их теперь по всей Аленде!
За несколько месяцев своей службы гнупи по-настоящему прогневали господина только однажды, и то виноваты были не они. Ох, как господин в тот раз осерчал… Он тогда приказал им заляпать грязно-серой краской особнячок Шаклемонга Незапятнанного, известного в Аленде нравоучителя, написавшего «Размышления и сетования о конфузном происшествии с неким амулетчиком и волшебным зверем куджархом». В своей книжице тот намекал на господина, также замешанного в этой истории, и всяко порицал его за непотребное поведение.
Гнупи это поручение пришлось по нраву: знатная пакость! Они все сделали, как велено, с ухмылками и пересмешками малюя пятна на оштукатуренных стенах под покровом ночи. То-то Незапятнанный разинет рот, когда выйдет утречком на улицу да оглянется на свой домик!
Господин был бледен от злости – можно подумать, это ему дворцовый фасад изгадили. Радужка длинных подведенных глаз недобро сияла расплавленным золотом, а голос походил на змеиное шипение:
– Вы, мерзавцы, хотели сделать как лучше или замыслили угробить мою репутацию? Кто из вас до этого додумался? Вабро, ты?
– До чего – до этого, господин? – рискнул уточнить Жмур.
Додумывался он до многого, потому и верховодил над остальными.
– Кто написал на стене «Шаклемонг придурок» с тремя грамматическими ошибками?
Гнупи нередко жалели о том, что не могут соврать на словах, но сейчас только это их и спасло: господин отлично знал, что их дружное «Не мы!» – истинная правда.
На торцовой стене у Незапятнанного, прямо под оберегом, было выведено углем: «Шаклимонг предурак». Крупными буквами, кривовато, но старательно. Позже выяснилось, что это дело рук амулетчиков Светлейшей Ложи, которые тоже посчитали себя оскорбленными. Уголь они использовали не простой, а заклятый, и уничтожить надпись удалось не сразу.
Шаклемонг делал вид, будто не верит в их причастность, и сообщал всем и каждому, что с неким господином Тейзургом, если вы такого знаете, он больше не здоровается – мол-де не в моих правилах здороваться с теми, кто грамоте не обучен. Вроде бы господин этого так не оставил и все же с ним поквитался, но подробностей гнупи не знали.
Золотая Серьга понимал, что не сможет рассказать ничего, кроме правды, но изложить эту самую правду, если подойти умеючи, можно по-разному, верно? Вот он и обмозговывал интерпретацию «Жестокий рыжий разбойник и мы, от него пострадавшие». Дайте-то боги, чтобы вышло убедительно!
Когда непривычный – а что в таком случае для него привычно? – но довольно удобный экипаж, запряженный парой лошадей, довез его до бульвара Шляпных Роз, уже начинало смеркаться. Над дальними крышами светилось чайной желтизной вечернее небо, по нему ползло в облачную высь множество дымков.
Расплатившись с возницей (с лихвой, судя по изумленно-довольной физиономии парня), он двинулся по улице пешком, озираясь из-под капюшона.
Справа – особняки и дворцы с колоннами, башенками и лепным декором, слева – доходные дома с пестрой мозаикой вывесок и витрин на первых этажах. Посередине бульвар с заснеженными деревьями, там сейчас малолюдно, зато на тротуарах полно фланирующей публики и по мостовой неспешно катят коляски. Фонари через каждые десять шагов – их уже начали зажигать, фонарщики стараются действовать деликатно, чтобы не мешать гуляющим.
Увидев издали здание с флагом, он сразу понял – то самое. Замедлил шаги, настороженно сощурился.
Дымчато-белый двухэтажный дворец. Арочные окна первого этажа обрамлены лепниной, изображающей цветы, раковины, стрекоз и скорпионов. Наверху круговой балкон-галерея, скаты над ним загибаются вверх, и оттуда глядят скульптуры – то ли причудливые звери, то ли демоны. Здание увенчано изящной белой башенкой с флагом на посеребренном шпиле.
Крышу нетронутым пластом покрывал снег, и наблюдателю пришло в голову, что его там нарочно оставили, для красоты. Такой эстет, как хозяин дворца, вполне на это способен.
Они определенно знакомы, но возобновлять знакомство что-то не хочется. Нет, не страх. Было время, боялся, но это в прошлом. Скорее нежелание сложностей, которых однозначно не миновать, если они снова встретятся и тот примется за старое.
Он поморщился под капюшоном, почти оскалился: ага, вот только его фокусов мне сейчас не хватало – в придачу к отшибленной памяти и тому очевидному факту, что я в розыске.
Флаг ему и правда не понравился: зловещая пляска-переплетение синих, фиолетовых, изумрудно-зеленых змеистых узоров на черном поле. Выглядит угрожающе. Зато, пожалуй, честно: сразу видно, что представляет собой обладатель эмблемы. Хотя дело тут не столько в честности, сколько в неистребимой любви к рисовке.