Крысолов. На берегу

Шют Невил

— Ты сделаешь все, что надо, для Дженнифер?

Он провел рукой по ее волосам.

— Не тревожься, — мягко сказал он, — я все сделаю.

Он наполнил грелки горячей водой и положил в постель, заодно оправил ее, пускай все выглядит чисто и опрятно. Затем помог Мэри пройти в спальню. Вышел в кухню, в последний раз поставил чайник и, пока закипала вода, еще раз внимательно перечитал наставления, напечатанные на трех красных коробочках.

Потом он налил кипяток в термос, аккуратно расставил на подносе термос с двумя стаканами, коньяк, блюдце с половинкой, лимона и отнес в спальню. Прикатил из гостиной дочкину кроватку и поставил возле большой кровати. Мэри в постели казалась такой чистенькой и свежей; когда Питер подкатил кроватку, она с усилием села.

— Дать ее тебе? — спросил Питер. Ему подумалось — может быть, ей хочется немного подержать малышку на руках.

Но Мэри покачала головой.

— Она слишком больна. — Посидела минуту, глядя на ребенка, потом устало откинулась на подушки. — Лучше я буду думать о ней, какая она была прежде, когда все мы были здоровы. Дай мне ту штуку, Питер, и покончим с этим.

Она права, подумал Питер, лучше кончать разом, не мучить себя горькими мыслями. Он сделал малышке укол в руку повыше локтя. Потом переоделся в чистую пижаму, погасил в квартире все лампы, кроме ночника у кровати, закрыл экраном камин в гостиной и зажег свечу из запасенных на случай аварии на электростанции. Поставил свечу на ночной столик и отключил электричество в доме.

Уже в кровати, подле Мэри, он смешал коньяк с горячей водой и достал из красных коробочек таблетки.

— Мы чудесно прожили все годы с тех пор, как поженились, — тихо сказала Мэри. — Спасибо тебе за все, Питер.

Он притянул ее к себе и поцеловал.

— И для меня это было замечательное время, — сказал он. — На этом и кончим.

Они взяли таблетки и запили приготовленным питьем.

В тот вечер Дуайт позвонил в Харкауэй Мойре Дэвидсон. Набирал номер, не уверенный, соединит ли станция, а если соединит, подойдет ли кто-нибудь к телефону. Но автоматическая станция еще работала, и Мойра почти сразу подошла.

— Смотрите-ка, — сказал Дуайт, — а я сомневался, снимет ли кто-нибудь трубку. Как у вас дела, детка?

— Плохо. По-моему, маме с папой остались считанные часы.

— А вы сами?

— Примерно так же, Дуайт. А вы?

— В общем, так же. Я звоню, чтобы пока попрощаться, детка. Завтра утром мы выйдем на «Скорпионе» и затопим его.

— Вы не вернетесь? — спросила Мойра.

— Нет, детка. Нам не следует возвращаться. Осталось выполнить последнюю работу, и мы со всем покончим. — Он помедлил. — Я звоню, чтобы поблагодарить вас за эти полгода. Мне очень помогло, что вы были рядом.

— Мне тоже это очень помогло, — сказала Мойра. — Дуайт, если только сумею, можно я приеду вас проводить?

Он поколебался, ответил не сразу:

— Ну конечно. Но нам нельзя задерживаться. Люди уже сейчас очень слабы, а завтра будут еще слабее.

— В котором часу вы уходите?

— Отчалим в восемь, как только станет совсем светло.

— Я приеду, — сказала Мойра.

Он попросил поклониться за него отцу с матерью и повесил трубку. Мойра прошла в спальню родителей, они лежали на стоящих рядом кроватях, обоим было много хуже, чем ей; Мойра передала им привет от Дуайта. Потом сказала, что хочет съездить в порт.

— Вернусь к обеду, — пообещала она.

Мать сказала:

— Конечно, поезжай и попрощайся с ним, родненькая. Он был тебе добрым другом. Но если не застанешь нас, когда вернешься, ты должна понять.

Мойра подсела к ней на край кровати.

— Так плохо, мамочка?

— К сожалению, родная. И папе сегодня еще хуже, чем мне. Но на случай, если станет совсем скверно, у нас есть все, что нужно.

Со своей постели слабым голосом спросил отец:

— Дождь идет?

— Сейчас нет, папа.

— Пойди, пожалуйста, отвори ворота скотного двора, те, что выходят к сараям, хорошо? Все остальные ворота открыты, но скоту нужен доступ к сену.

— Сейчас же пойду и открою, папа. Может быть, еще что-нибудь сделать?

Отец закрыл глаза.

— Передай Дуайту мой сердечный привет. Жаль, что он не мог на тебе жениться.

— И мне жаль, — сказала Мойра. — Но он не из тех, чьи чувства переменчивы.

Она вышла в темноту, отворила ворота, ведущие в сторону сараев, проверила, открыты ли все остальные; коров нигде не было видно. Мойра вернулась в дом и сказала отцу, что исполнила его просьбу; он явно успокоился. Больше родителям ничего не было нужно. Она поцеловала обоих, пожелала им доброй ночи и пошла к себе; перед тем как лечь, завела свой маленький будильник на пять часов — вдруг уснет.

Но она почти не спала. За ночь четыре раза выходила в ванную и выпила полбутылки коньяку — единственное, что не вызывало рвоту. Когда прозвонил будильник, она поднялась, приняла горячий душ, — это ее немного подбодрило, — и надела красную блузу и брюки, то, что было на ней в день первой встречи с Дуайтом, много месяцев назад. Тщательно подкрасилась, надела пальто. Потом тихонько отворила дверь родительской спальни и, заслонив ладонью свет электрического фонарика, заглянула внутрь. Отец, видимо, спал, но мать, лежа в постели, ей улыбнулась; они оба тоже ночью то и дело вынуждены были вставать. Мойра тихо подошла к матери, поцеловала ее, вышла и неслышно затворила за собою дверь.

Она достала из кладовой непочатую бутылку коньяка, вышла к машине, включила зажигание и выехала на дорогу в Мельбурн. Не доезжая Оукли, в тусклой предрассветной мгле, остановила машину на пустынной дороге, глотнула прямо из бутылки и поехала дальше.

Она проехала через безлюдный город и дальше, мимо унылых, однообразных заводских зданий, к Уильямстауну. В порт приехала около четверти восьмого; у раскрытых ворот никто не сторожил, и она проехала прямиком к причалу, где стоял авианосец. У трапа не было ни часового, ни дежурного офицера, никто ее не окликнул. Мойра поднялась на корабль, пытаясь вспомнить, как шла с Дуайтом, когда он ей показывал подводную лодку, и вскоре набрела на американского матроса, а он указал ей проход между стальными переборками к борту, откуда спущен был трап на «Скорпион».

Мойра остановила другого матроса, он как раз шел к трапу.

— Если увидите капитана Тауэрса, может быть, спросите, не поднимется ли он сюда, я хотела бы с ним поговорить.

— А как же, леди, — с готовностью ответил матрос, — прямо сейчас ему и скажу.

Вскоре появился Дуайт и по трапу поднялся к ней. У него совеем больной вид, как у всех нас, подумалось Мойре. Не считаясь с тем, что на них обращены чужие взгляды, он взял ее руки в свои.

— Как славно, что вы пришли со мной проститься, — сказал он. — А что дома, детка?