Крысоловка
Шрифт:
«Господи, не покинь меня, Господи!»
Она давно уже не верила в Бога. С церковью распрощалась, как только достигла совершеннолетия.
Распрощалась с жестоким, беспощадным Богом, всегда стоящим на стороне сильных. Пусть многие и считают, что это не так. С глаз ее спала пелена, рассеялся весь этот туман, который напускали. В приходе. И в воскресной школе. Бог есть истина и жизнь. Бог есть добро.
Родителям она об этом не рассказала. Как и сестрам.
И вот теперь лежала на полу и истово молилась.
Роза вернулась.
Она
Разговаривает.
С кем?
Ходит, шаркает по полу. Тень закрыла свет из люка. Удивленный вздох, вскрик. И вдруг резкий скрежет передвигаемой мебели.
Ингрид стиснула ручку так, что пальцы свело судорогой.
Боже, прости меня за все, что я совершила! Боже, милый мой, дорогой, прошу, помоги, помоги мне, дай мне сил!
Роза ушла. Вернулась. Снова ушла и снова вернулась. Где-то вдалеке зазвонил мобильник. Не ее, хотя и ее телефон тоже где-то там, наверху. У нее другая мелодия. Она выбрала старомодный рингтон – звонок как у обычного телефона. Как в те времена, когда мир был безопасен и понятен. Когда была жизнь. Ее жизнь. Когда она стояла за прилавком своего магазина и продавала книги. Всем этим милым немолодым женщинам с полиэтиленовыми пакетами – они были оплотом культуры. Как бы хорошо снова очутиться среди них, они окружили бы ее со всех сторон, защитили, она бы укрылась за их спинами, обтянутыми потрепанными пальто, и ничего-ничего с ней не случилось бы.
Стук открывшейся двери. Тащит что-то тяжелое. Она слышала, как затрудненно дышит Роза. Снова мелодия мобильника.
– Роза Брун.
И потом:
– Вот как. Понимаю. Да, но ведь именно… Послушайте, давайте я перезвоню чуть позже. Я занята. Перезвоню. Договорились. До связи.
Шум совсем рядом с люком. Грохот, прямо тут. Она затаила дыхание, ощутила, как задрожала стена. Зашуршала одежда.
Роза спускается в подвал. Принесла лестницу и спускается. Осторожно, крадучись. В одних носках. Скрип открывающейся дверцы в шкаф-туалет. Хриплый вскрик.
И вот стремительно отлетает от стены кровать. Ингрид ждала этого. Взвилась, пружиной распрямилась и воткнула ручку в живот Розы.
Роза
Сперва не поняла, что случилось. Ничего не поняла. Ноги под ней подломились, и она упала. Что-то большое и тяжелое рухнуло на нее, ей и в голову не пришло, что это человек. Ингрид. Раздался рев, звериный рык. Что-то впилось в бок, обожгло. Они лежали на полу, Ингрид сверху, размахивая в воздухе чем-то острым. Розу парализовало от неожиданности. Голова ее находилась у основания лестницы. Что-то придавило ее к полу – нога Ингрид впечаталась в скулу. Раздался скрежет, какой бывает, когда удаляют зуб. И тут она поняла! Дернулась, выпростала руку, схватила Ингрид за ногу в самый последний миг, когда та уже карабкалась вверх. Ингрид сползла на пол, да так и замерла – сидя, растопырив ноги, с перекошенным лицом.
Роза набросилась на нее, голова Ингрид со стуком ударилась о что-то твердое. Раздался крик, полный боли и ненависти:
– Роза, ты больная! Ты спятила!
Навалилась на нее, грудь к груди. Размахнулась.
Ударила. Голова Ингрид дернулась в сторону, брызнули сопли и кровь.
– Еще только посмей назвать меня больной!
Тело под ней обмякло. Точно ребра сложились.
Роза сползла с Ингрид, встала на колени.
– Никогда, никогда, никогда, поняла?!
Схватила за уши, затрясла.
– Не-е-ет! – донесся невнятный ответ.
– Что-о-о нет?
– Никогда… не буду…
Роза снова навалилась, прижала шею локтем. Вывернула Ингрид запястье, разогнула пальцы, вырвала ручку.
– Что ты задумала?
Молчание.
– Изувечить меня собиралась?
– Нет…
– Убить хотела?
Голова на полу дергалась из стороны в сторону.
– Убить?! Ах ты, лживая сука! Хотела зарезать меня?
– Нет… прости… нет…
Роза отпустила ее, задрала рубашку. Царапина, еле заметная. Склонилась к Ингрид, грубо ухватила за подбородок. Заставила посмотреть на себя.
– Да, хотела. Искромсать, уничтожить меня, вот что ты хотела. Как будто тебе мало…
Молчание.
– Как будто тебе мало…
– Но ведь не я…
– Что не ты?
– Ничего…
– Убить меня хотела, уничтожить! Спланировала все!
– Нет… все не так…
– А как? Объясни!
Сдавленные рыдания.
– Объясни, говорю!
– Я не хотела, не хотела… прости…
– Ты открыла люк!
– Да…
– Как…
– Я… не знаю…
– Не знаешь, как открыла люк?
– Нет…
Еще удар. Рука скользнула по чему-то мокрому.
– Нет, нет, прошу… я забралась…
– Забралась. На что?
– На стол… и стул…
– Ты забралась на стол и стул?
– Да.
– И хотела вылезти?
– Но, Роза! Сколько мне еще… Я хочу домой, пойми! Хочу домой, к себе! – Из носа ползли розовые пузыри.
– Тебе вообще не стоило сюда приходить. Ты разрушила мою жизнь, дважды. Дважды ты мелькнула в моей жизни – и каждый раз все уничтожила, подчистую.
– Если ты меня выпустишь…
Роза смотрела на Ингрид.
– Если ты меня отпустишь… я обещаю, что никогда, никогда больше не…
– Моя жизнь. Разрушена. Тобой.
– Пожалуйста, Роза… не знаю, что ты думаешь… но ведь не могу я остаться здесь навечно? Для тебя же лучше, если ты выпустишь меня. Если выпустишь.
– Заткнись!
– Здесь невозможно жить… ты же видишь, что я не могу здесь жить! Мы обе не сможем так жить.
– Точно.
– Меня будут искать. Об этом ты не подумала? Поймут, что я отправилась именно сюда и что именно ты видела меня последней. И тогда обыск, полицейские приведут собак, те возьмут мой след, и меня обнаружат.
Роза села. Привалилась к стене. Провела рукой по глазам.
– И что потом будет с тобой, Роза? Ты не подумала об этом?
Роза уже поднималась по лестнице.
– А как же, – ответила она, – подумала.
Оставила лестницу на месте, а люк открытым.
Взяла из шкафчика стакан. Открыла сумку, достала бутылку, налила, разбрызгивая, кампари, отпила. Положила на стол ноутбук. Включила. Успокоилась. Крикнула в сторону люка:
– Мы подпишем соглашение, ты и я! Своего рода мировое соглашение!