Крысятник
Шрифт:
«Даже самый идеальный камень имеет скрытые дефекты, — подумал он, — а что тогда говорить о людях?» Носик у Ангелины был слегка курносым и, очевидно, доставлял ей немало огорчений. Но от этого ее внешность только выигрывала, приобретая какую-то детскую незащищенность.
— Придется поверить тебе на слово, — вздохнула Ангелина. Расставаться с неволей она не спешила, и ее крохотная ладошка, угодившая в капкан мужских пальцев, оставалась неподвижной.
— А может, пойдем ко мне? — предложил Михаил. — Ведь нам нужно так много сказать друг другу, — проговорил он проникновенно.
— Твои
— Так ты согласна?
Темное, с блестками, платье элегантно облегало упругую девичью фигуру. Совсем не обязательно было иметь богатое воображение, чтобы догадаться, какое роскошное тело скрывается под строгим покроем.
— Разве я могу отказать тебе?
Ангелина осторожно высвободила пальцы из грубоватой мужской ладони, но лишь только для того, чтобы быть подхваченной под локоток и бережно направленной к выходу.
После развода с женой последние три года Михаил Чертанов проживал в старом кирпичном доме, близ Курского вокзала. Лет пятнадцать назад это была обыкновенная общага для лимиты, считавшей пределом мечтаний зацепиться хотя бы носком ботинка за предбанник столицы. Но в недалеком прошлом общежитие решено было переоборудовать в коммуналку, отселив при этом добрую часть жильцов. Атмосфера дома от этого не улучшилась. Из здания не улетучилась ни грязь, ни вонь, ни прежние обиды.
Более скверное место трудно было отыскать по всей Москве. Муниципальные власти махнули на полуразрушенный дом рукой, желающих выкупить его почему-то не нашлось. Зато здание облюбовали бомжи, которые чувствовали себя на его этажах так же привольно, как в подземных переходах железнодорожных вокзалов.
По мере того, как квартиры заселялись все более подозрительной публикой, милиционеров оставалось здесь все меньше, и Михаил, возвращаясь домой, не испытывал особой радости. В трех комнатах на его этаже устроили склады предприимчивые азиаты и несли здесь круглосуточную вахту, отравляя воздух отвратительным запахом жареной селедки. Ближайшим соседом Михаила оказался хмурый неразговорчивый старик, семидесяти трех лет от роду. Диковатого вида, в ветхом тулупчике, он неизменно возникал в коридоре всякий раз, когда Михаил приводил к себе очередную подругу. Со слюнями, выступившими на губах от вожделения, с крохотными глазками, прячущимися под толстыми линзами очков, он напоминал крота, выползшего на свет. И спутниц Михаила обязательно передергивало от его омерзительного облика.
Михаилу принадлежала самая маленькая и темная комнатушка, мало подходящая для романтических свиданий. Поначалу женщины, очутившиеся здесь, чувствовали себя как в мышеловке, но вскоре осваивались и даже начинали находить особую прелесть в подобной обстановке. Самые неприхотливые из них даже выражали готовность получить у Михаила постоянную прописку, и ему требовалось немалое ораторское искусство, чтобы убедить их в своей полнейшей неприспособленности к семейной жизни. Зато после подобных бесед женщины покидали Михаила в полной уверенности, что его любимейшие занятия — готовить себе ужин и стирать грязные рубашки.
Но
— Веселые у тебя соседи, — заключила Ангелина, снимая с плеч короткий песцовый полушубок.
Михаил смущенно улыбнулся:
— Когда прихожу домой, у меня возникает такое чувство, что я продолжаю работать со своим специфическим контингентом.
Вместо шапки на Ангелине был яркий пестрый платок, что лишь подчеркивало свежесть ее кожи и отчего она напоминала солистку какого-то лубочного танцевального ансамбля. Справившись с небольшим узелком на затылке, она коротким изящным движением сорвала платок с головы, рассыпав по плечам волосы. На крохотных мочках ушей сверкнули изумруды — странно, что Михаил не заметил их в ресторане.
Окинув спартанскую обстановку помещения, лукавый взгляд гостьи задержался на изрядно продавленном диване.
— Нечто подобное я и ожидала увидеть, — просто сказала Ангелина. — Обыкновенная холостяцкая квартира. Не хватает только пустых бутылок и плакатов с обнаженными красотками на стенах.
Михаил усмехнулся, отдавая должное наблюдательности гостьи. Тем временем она приблизилась к дивану и слегка коснулась его кончиками пальцев.
— Такое впечатление, что этот предмет обстановки не простаивает без дела. — В ее глазах заплясали лукавые искорки. — Если бы он умел разговаривать, то непременно поведал бы очень много занятных историй.
Михаил адресовал ей самый открытый и честный взгляд, на который только был способен:
— После развода с женой у меня не осталось ничего. Ну, разве что штаны и рубашка, которые в тот момент были на мне. А потому пришлось заново приобретать мебель. Хорошую кровать сюда, разумеется, не привезешь, — красноречивым взглядом он обвел стены. — Пришлось довольствоваться тем, что предложат друзья. Вот этот диванчик достался мне от одного моего коллеги, неисправимого ловеласа…
— Что же ты не рассказываешь о себе? Наверняка история этого дивана имеет продолжение, — предположила Ангелина.
Михаил шагнул к ней.
Для того чтобы понять, действительно ли мужчина нравится женщине, нужно присмотреться к ее глазам — если они блестят, то это верный признак того, что в них плещется чувство. И сейчас, в полумраке комнаты, глаза Ангелины светились, как угольки в остывающем камине.
— С твоими способностями тебе следовало бы работать в милиции, — сказал Михаил. — От тебя ничего не скроешь.
Его широкие ладони легли на узкие женские плечи, и неожиданно для себя он ощутил невероятное волнение. Шутка про видавший виды диван, пришедшая на ум, осталась невысказанной. Что-то подсказывало Михаилу, что Ангелина терпеть не может пошлости, и даже «постельное» знакомство не дает ему права для слишком вольного обращения.