Крюк
Шрифт:
— Мамы… — сказала она, подойдя к тому месту, где на полу спал маленький мальчик. Он постанывал во сне, потому что ему снились кошмары. Мэгги подняла его голову, взбила подушку и положила его голову обратно. Стоны прекратились.
— Мамы всегда делают так, что вы спите на прохладной стороне подушки, — тихо сказала она и села, глядя в их тревожные лица. Один за другим они подходили поближе к ней и окружали ее плотным кольцом. Неожиданно она вспомнила про бабушку Уэнди и ее истории о Питере Пэне. — Пока вы спите, — продолжала она серьезно, — они приводят ваши мысли в порядок. Так что, проснувшись, вы обнаруживаете, что все хорошие мысли у вас на поверхности и всегда под рукой.
В ответ на эти слова она увидела только пустые взгляды.
— Вы не занете, о чем я говорю, не так ли? — Они отрицательно качнули головами. Она еще немного подумала. — Мамы — это здорово, — попробовала она объяснить по-другому. — Они кормят вас, целуют и водят на уроки музыки. Они играют с вами, когда вам одиноко. Они заботятся о вас, когда вы больны. Они рисуют красками, карандашами, мелками, обнимают, нежат, сглаживают вашу боль. И они укладывают вас в постель каждый вечер.
В ответ — все равно пустота и непонимание. Только вон там!.. Кажется, один маленький мальчик стал припоминать. И там! Еще один почесал задумчиво голову.
Мэгги наклонилась.
— Они приклеивают вам пластырь, когда вы порезались, в дождливые дни они пекут вам пироги и поют песни и…
— Погоди! — воскликнул один Потерянный Мальчик. — Я вспомнил! Это не песни, а колыбельные!
— Правильно! — обрадовалась Мэгги.
— Спой нам колыбельную! — попросили остальные. — Спой!
Мэгги улыбнулась:
— Хорошо!
Она расправила свою помятую рубашку, откинула назад светлые волосы и нежным голосом запела.
Хук, Сми и Джек стояли на корме, перегнувшись через леер, и смотрели в сторону бухты, где неверлэндские луны отбрасывали чудесные, разноцветные рисунки на океанскую поверхность. Услышав голос Мэгги, они как один подняли головы. Покоренные ее пением, они задумались каждый о своем и надолго замолчали. Потом Джек прошептал едва-едва слышно:
— Моя… моя мама поет эту песню!
Хук мгновенно пришел в себя, и злость тут же сменила выражение восхищения на его угловатом худом лице. Он поднял свой крюк и впился глазами в Сми:
— Сделай же что-нибудь! — процедил он в ярости.
Сми выпрямился и похлопал Джека по плечу.
— Ну что, приятель! — заорал он, как будто созывая свиней. — Давай пойдем еще на «Длинного Тома»!
Он проводил Джека к пушке, посадил его наверх, подбежал с другой стороны, сам взобрался на нее и начал беситься и вопить так, как будто в жизни не испытывал большего веселья, чем сейчас.
Хук подошел к другому лееру и посмотрел вниз на доки. В луче лунного света он увидел Мэгги Бэннинг, сидевшую на полу тюремной камеры.
В это время далеко-далеко Питер Бэннинг один взбирался на Дерево Никогда, чтобы посмотреть оттуда на последние лучи заходящего солнца, разбросанные по воде, и лунный свет, пришедший им на смену. Вдруг он как-то неуверенно остановился. Внизу, на фоне темных гор мерцали огнями пиратский город и «Веселый Роджер». Воздух был так чист, что он видел даже крошечные людские фигурки, сновавшие вдоль верфи и по улицам, среди разрушенных остовов кораблей. Было так тихо, что ему даже слышались звуки их шагов.
Но вдруг до него донесся, и в это невозможно было поверить, чей-то голос, который пел прекрасную, нежную колыбельную.
— Откуда я знаю эту песню? — с удивлением подумал он.
Он закончил ужинать, когда стало надвигаться что-то вроде тумана. Потерянные Мальчики толпились возле него, тарахтели каждый со скоростью ста слов в минуту, спрашивали его то об одном, то о другом, стараясь быть к нему поближе. Он улыбался им, приветливо кивая головой, коротко отвечал на их вопросы — все это время размышляя о случае с кокосами и стараясь понять, что же все-таки произошло. В какой-то момент, только момент, он, как бы это выразиться, совершенно изменился. Смешно сказать, но невозможно как-то иначе описать это. Никогда прежде он не смог бы разрубить кокосовые орехи, даже если бы они просто лежали на столе, а уж тем более, если бы они проносились в воздухе. Это была такая невероятная удача! Просто счастливая случайность.
Только теперь и только в какой-то миг…
Он видел, как искрящаяся светом Тинк опустилась перед мрачным Руфио. Питер услышал, как она спросила того:
— Ты видел? Он там, Руфио. Помоги мне вытащить его. Научи его драться, чтобы он мог померяться силой с Хуком. Загляни в его глаза — ОН там! — И она дернула его за серьгу для пущей убедительности.
Я ЗНАЮ ЭТУ ПЕСНЮ.
Он, не отрываясь, смотрел на огни пиратского города и напряженно вслушивался в слова. В это время к нему подошел Тад Батт. Несколько минут они оба молчали и слушали мелодию.
— Я думал, Питер, — сказал Тад Батт через некоторое время. Он поднял свое круглое лицо, его глаза поблескивали от наполнявшей их влаги. — Когда ты был, как мы, то среди нас был один паренек. Его звали Тутлс. Ты помнишь Тутлса?
Питер молча кивнул.
Тад Батт достал из-за спины мешочек и сказал:
— Подставь руки, Питер.
Питер соединил ладони в пригоршню, и Тад Батт высыпал туда содержимое мешочка. Питер взглянул и увидел стеклянные шарики.
— Это его счастливые мысли, — сказал Тад Батт серьезно. — Давным-давно он потерял их. А я хранил их все это время, но на меня они не действуют. — Он улыбнулся. — Может быть, они тебе помогут.
Его улыбка была грустной и полной надежды одновременно. Он отдал Питеру и мешочек впридачу. Тот ссыпал шарики обратно, засунул мешочек под рубашку и обнял Тада Батта.
Тад Батт также обвял его в ответ и произнес:
— Моя счастливая мысль — это мама, Питер. Хотя я не помню ее. А ты помнишь свою мама?
Питер осторожно отстранился и отрицательно покачал головой.
Тад Батт стал говорить быстро-быстро, но Питер приставил палец к губам.
— Подожди. Послушай.
Колыбельная Мэгги разносилась в ночном воздухе подобно аромату цветов.
Румяное лицо Тада Батта сияло в лунном свете.
— Так пела Уэнди, Питер, — тихо сказал он. — Когда-то она была нашей мамой. — Он помолчал и, немного колеблясь, посмотрел на Питера. — Как ты думаешь, она вернется когда-нибудь?
В это время в пиратской тюрьме все Потерянные Мальчики уже засыпали. Мэгги пела теперь потише и видела, как закрываются их глаза, опускаются головы и замедляется дыхание. Она напевала уже только одну мелодию, без слов, глядя в темноту и вспоминая о доме.