Ксанское ущелье
Шрифт:
И вовремя. Едва они показались на гребне хребта, чтобы глянуть на аул сверху, во дворе дома, прилепившегося к скале, как ласточкино гнездо, подал голос первый пес, а уже через минуту по узкой дороге к ним мчалась с отчаянным лаем целая свора.
Джигиты князя открыли по ней беспорядочную пальбу. Собаки приостановились в испуге. Еще несколько выстрелов, и свора отступила назад. Один из псов — лобастый, в крупных черных пятнах — заскулил, упал на снег и забился в агонии.
В ауле оказались одни старики, женщины да дети. Мужчины еще затемно ушли в соседнее селение разбирать снежный завал.
Услышав выстрелы, жители повыбежали
Цеба, бедняга, и сам недавно пал от руки прислужников князя. За неуплату подати они выгнали из сарая его дойную корову. Цеба выхватил кинжал, но не успел и шагнуть к разбойнику, который нахлестывал плеткой животину, как другой всадил в старика три пули.
Мужчин тогда, как на грех, не было в ауле: сенокос. Когда люди прибежали к сакле Кудуховых, старый Цеба лежал бездыханный, а жена его билась на земле в плаче. Младший сын Цебы — Дианоз предал отца земле и сразу после поминок исчез. Жители Накити не видели его, словно в воду канул.
И вот еще одна смерть в сакле Кудуховых. Хоть и волкодав всего-навсего, но тоже живое существо, к которому люди привыкли.
Убедившись, что в ауле нет таких, кто мог бы оказать сопротивление, князь решил все дела решить одним махом.
— Соберите этих трехногих на нихас! [1] — приказал он джигитам. — И чтоб ни один, кроме тех, что уже подняться не могут, не отсиделся. Не идут — силой тащите!
Когда наконец перед ним встала окруженная его всадниками реденькая толпа престарелых осетин, князь картинно поднял руку.
1
Трехногих. — Здесь слово употреблено оскорбительно, означает беспомощных, опирающихся на палки; нихас — место общих сборов в ауле.
— Неделю назад вы камнями закидали моих слуг, и вот я сам прибыл, чтобы напомнить вам, кто хозяин этой земли, этих гор. Испокон веку живете вы на землях, данных моим предкам великим государем. Живете, пашете их, пасете скот на пастбищах, а подати кто за вас будет платить? Заезжий добрый человек? Что-то не вижу я его. Где он? Не подскажете? Или вы забыли тяжесть руки моего отца? Так запомните: к тяжести его десницы прибавилась и моя. Не испытывайте мое терпение — все предам огню, все сровняю с землей!
Из толпы, опираясь на длинный посох, вышел старик в аккуратном бешмете, добротной папахе:
— Светлый князь! А хорошо ли начинать свою речь с угроз? Может, мы и без того тебя поймем? Кому угрожаешь? Старикам? Джигиты на завал ушли. Давай пошлем за ними и договорим тогда. Нам уже в дальний путь, который никому не заказан, собираться пора. А дети? Что дети в подати понимают?
Опершись на посох обеими руками, старик ждал, какой последует ответ.
— Может быть, еще кто хочет сказать? — приподнялся Амилахвари в стременах. — Я готов выслушать.
Наступила гнетущая тишина.
Покашливали в толпе, припорошенной незаметно посыпавшим с небес снегом, старики.
— Ясно, — сказал Амилахвари. — Значит, все так считаете. Но я законов не нарушаю, как вы. Я ни в кого камнями не швыряю. Я требую только свое! А где ваши джигиты, это для меня не важно. Забот у меня и без вашего аула много, зимний день короток, дорога — тяжелая. Вот еще и снежок, на беду нам, повалил. Жаль, конечно, что нет ваших джигитов. Может, вырезал бы кое-кому свой герб на спине, чтоб не подстрекали! Их счастье, что ушли, — закончил князь и тут же приказал застоявшейся свите: — Обойдите дома, гоните с каждого двора по корове. Нет коровы — берите телку, нет телки — семь барашков. Не окажется баранов — берите сыр… Всё берите! Всё!.. Предупреждаю, — повернулся он к жителям аула. — Кто попытается помешать, пусть пеняет на себя! Ни старого, ни малого не пощажу! А не согласятся ваши джигиты с моим решением, пусть явятся ко мне, уж мы договоримся.
Сурово смотрели накитцы вслед угоняемому из аула стаду, женщины молча вытирали мокрые глаза.
Ободренный успехом, веселый, гарцевал на своем скакуне Амилахвари. Внезапно его осенило. А что, если обвал на горной дороге по соседству с Накити, о котором рассказали эти старые ослы, использовать в своих целях?
С полдороги с тремя слугами он повернул на тропу, что вела к лесосеке.
Первый раз княжеская артель оставалась там на зиму.
Амилахвари давно угнетала мысль о предстоящем расчете с лесорубами. Как кстати этот обвал! Не иначе сам бог послал ему добрую весть! Разве он не может сказать артельщикам, что его люди везли на лесосеку и провизию, и деньги и вот — надо же так случиться! — попали под снежную лавину? О каком расчете теперь говорить, если все погребено лавиной? Грех! Кто усомнится в его княжеском слове? Кто?
Так размышлял, поглаживая усы и победоносно оглядывая молчаливых спутников, князь. Слуги, навьючив на коней хурджины с провизией, переговаривались о чем-то своем. Они отпустили князя вперед на длину аркана, чтоб не путаться под ногами у рысака, и ехали, хмельные от удачи. Ехали и ждали часа, когда их встретит званый ужин. Неужели и сегодня Черный Датико поскупится? Уж после такой вылазки, после такой прибавки в княжеское стадо можно не только пару барашков выделить на шашлык, а не пожалеть и годовалого бычка.
Артель ужинала. Вдруг Авто оттолкнул миску, расплескал похлебку по узкому, сбитому из двух щербатых плах столу:
— С такой еды я скоро ноги протяну!
— Другие барашка едят, тебе одному не досталось, — усмехнулся Сардион.
— Мне до других дела нет! — распалился Авто. — Нико, где хочешь доставай денег, а меня рассчитай!
— Сел бы ты, Авто, на свое место и дал людям спокойно поесть, — невозмутимо сказал артельный староста Нико Датунашвили.
— Ты меня еще учить будешь — встань, сядь! И без тебя знаю, что мне делать. Гони деньги — вот и все мое слово!
— Замолчишь ты или нет? Смотри, выведешь меня из терпения, дороже тебе обойдется!
— Что?! Старый пень! Не платишь, да еще грозишь! Рассчитывай меня сейчас же! Ухожу я!
— Значит, так?! — вскочил с места и Нико.
— Как слышал! — отрезал Авто.
Как в воду смотрел Нико, чувствовал беду. Только вчера он поделился своими опасениями с Васо. «Смотри, сынок, что делает наш алдар. Сначала не прислал вовремя провиант. Теперь вот уже два месяца не платит нам. Наверное, думает, все вытерпим? А может, наоборот, рассчитывает, что бросим все, уйдем по домам. Тогда деньги, что он нам должен, у него останутся. Целенькими! Весной он на эти деньги сколько хочешь новых работников наймет — и сплавят лес, и распилят».