Ксеноцид

Кард Орсон Скотт

— Все знают, почему люди хотели его остановить. Они пытаются защитить права колонии либо же верят в безумный тезис о том, что Конгресс намеревается уничтожить pequeninos вместе со всеми людскими поселениями. Миллиарды людей желают остановить этот флот. У каждого из этих людей в сердце тлеет бунт, и все они неприятели богов.

— Тем не менее, кому-то это удалось, — ответила на это Вань-му. — Я только подумала: раз ты не можешь прямо установить, что произошло с флотом, то, возможно, тебе удастся найти того, кто это сделал, и вот это приведет тебя к открытию, каким образом он это сделал.

— Мы даже не знаем, был ли это кто-то, — объявила Цинь-цзяо. — Вполне

возможно, что это что-то. У природных явлений нет собственных целей, поскольку они не обладают разумом.

Вань-му поклонилась.

— Выходит, я только зря заняла твое время, Цинь-цзяо. Прости меня, пожалуйста. Мне нужно было уйти еще тогда, когда ты мне приказывала.

— Ничего страшного, — заверила ее девушка.

Вань-му уже исчезла. Цинь-цзяо даже не знала, услыхала ли ее тайная наперсница последние слова утешения. Ну ничего, подумала она. Если Вань-му почувствовала себя оскорбленной, я извинюсь перед нею попозже. Она очень добра, поскольку хотела мне помочь. Следует ее заверить, что меня радует такое ее рвение.

Оставшись одна в комнате, Цинь-цзяо вернулась к терминалу и стала перелистывать рапорты. Она их все уже неоднократно прочитала, но ничего полезного так и не обнаружила. Почему же сегодня должно быть иначе? Возможно, все эти рапорты и сопоставления ничего и не показывают, поскольку в них ничего и нет. Может статься так, что флот исчез из-за какого-то обезумевшего бога. Рассказы давних времен упоминали о подобного рода случаях. Не осталось ни малейшего следа человеческого вмешательства, поскольку не человек это совершил. Интересно, чтобы сказал на это отец. Как сам Конгресс справился бы с сумасшедшим божеством? Ведь им не удалось отыскать даже этого мятежного писателя, Демосфена… Так моги бы они надеяться выследить и схватить бога?

Кем бы ни был Демосфен, размышляла Цинь-цзяо, сейчас он наверняка смеется. Он так долго пытался убедить людей, что правительство поступило несправедливо, высылая флот. А теперь флот исчез, именно так, как этого желал Демосфен.

Как желал Демосфен… Впервые Цинь-цзяо сопоставила в мыслях столь очевидную вещь, что даже не могла поверить в то, что ранее ее не заметила. Даже полиция на многих планетах приняла как утверждение, что в исчезновении флота наверняка замешаны приверженцы взглядов Демосфена. Они арестовали всех, кого подозревали в мятежных взглядах, и пытались вырвать у них показания. Но, ясное дело, самого Демосфена они не допрашивали, поскольку никто не знал, кто он такой.

Демосфен, столь хитрый, что уже много лет избегает демаскировки, несмотря на все расследования и попытки Звездного Конгресса; Демосфен — столь же таинственный, как и исчезновение флота. И если первый трюк ему удался, так почему не может пройти и другой? Возможно, если бы я обнаружила Демосфена, то установила бы и то, каким образом была нарушена связь с флотом.

Пока же у нее не было ни малейшего понятия, где начинать поиски. Но, во всяком случае, это уже означало совершенно новый подход. Уже не придется читать эти пустые, никому не нужные рапорты.

И внезапно Цинь-цзяо вспомнила, кто только что говорил практически то же самое. Она почувствовала, что краснеет, как горячая кровь приливает к щекам. Я поступила очень грубо, отнесясь к ней столь покровительственно, свысока. Девочка считала, что сможет мне помочь в моем столь важном задании. И вот теперь, пять минут спустя, засеянная ею мысль расцвела и обратилась в план. И даже если план ее окажется бесплодным, то ведь это она его мне предложила, во всяком случае, благодаря ей я начала о нем размышлять. Так что я сама была дурой, считая девочку глупышкой.

Слезы стыда встали в глазах Цинь-цзяо.

И внезапно ей вспомнились великие строчки песни ее прародительницы-сердца:

Хотелось бы призватьЕжевичные цветыКоторые опалиХоть персиков цветы ласкают взор

Поэтесса Ли Цинь-цзяо знала о боли, вызванной словами, что уже слетели с уст, и которые нельзя отменить. Но она была мудра; она помнила, что, хоть те слова и улетели, имеются и новые, которые ждут, когда их скажут… будто цветы персиков.

Чтобы утешиться в стыде от собственной огромной гордыни, Цинь-цзяо начала читать вслух строки песни. Во всяком случае, начала читать. Когда же она дошла до строчки

Драконьи лодки на реке...

Мысли ее обратились к Лузитанскому Флоту. Она представила космолеты в виде речных лодок, разрисованных страшными мордами, но, тем не менее, дрейфующих по течению… Они так далеко были от берега, что как бы громко не кричали люди, их никто уже не услышит.

От драконьих лодок в мыслях своих она перешла к драконовым воздушным змеям. Теперь Лузитанский Флот представился ей в виде воздушных змеев, у которых порвались бечевки, и их подхватило ветром. Ничто уже не соединяет их с ребенком, который позволил им взлететь. Как прекрасно выглядят они на свободе, и сколь перепуганы должны они быть, раз никогда не желали стать свободными.

Не боялась я ветров безумныхНи внезапного ливняВновь вернулись к девушке слова песни.Не боялась. Ветры шальные.И ливень внезапный. Я ж не бояласьКогда пили за счастьеНагретое в чайнике вино ежевичноеИ не знаю теперь яКак призватьВремя то

Моя прародительница-сердце могла заглушить собственный страх, когда выпивала, думала Цинь-цзяо. У нее был кто-то, с кем могла пить это вино. И даже сейчас,

Одинокая с чаркой на подстилке своейПечально глядя в пустоту

Поэтесса вспоминает давнего друга. Кого должна вспоминать я? Где моя любовь? Чудесные времена, когда великая Цинь-цзяо была еще смертной, когда мужчины и женщины могли быть вместе любовниками и друзьями, не заботясь о том, кто из них является, а кто — нет, богослышащим. Женщина в те времена могла вести такую жизнь, что даже в одиночестве у нее оставались воспоминания. Я же не помню даже лица своей матери. Всего лишь плоские картинки; не удается вспомнить, как я отворачивалась, когда на меня глядели ее глаза. У меня есть только отец, но он подобен богу. Я могу его почитать, слушаться, даже любить, но не могу с ним играть, во всяком случае, не так, как по-настоящему. Когда я шучу с ним, то всегда держу в мыслях, а достойны ли такие шутки. И Вань-му: я так убеждала ее, что мы станем подругами, а ведь сама отношусь к ней как к служанке, ни на миг не забывая, кто из нас богослышащая. Это стена, которую нельзя пробить. Я одинока сейчас, и навсегда останусь одинокой.