Кто есть кто
Шрифт:
– Кто?
– Вера, – выпалила она и тут же поправилась, – хочу сказать, Зоя.
Сдается мне, эта оговорка неспроста.
– Так Вера или Зоя? – спросил я, в упор глядя ей в лицо.
Она отвела глаза и ответила вопросом на вопрос:
– Что тебе надо? То есть что ей надо?
Что я должен был ответить? Не мог же я попросить ее пожалеть несчастную, томящуюся в застенке родственницу. Но отвечать было надо, и я ответил то, что первое пришло в голову:
– Деньги.
Она захохотала:
– Значит, она и об этом пронюхала? Так вот, имей в виду. Она не получит ни копейки. Ни малюсенькой
Она придвинулась поближе ко мне.
– А ты не выйдешь отсюда!
Боковым зрением я заметил внизу и справа ее руку с мелькнувшим длинным блестящим лезвием. Но было уже поздно.
Хорошенькое дело сидеть у окна в пропахшем серостью и унынием кабинете, смотреть на вялое солнце, еле-еле ползущее по небосводу, и понимать, что ты, как и все в этой стране, обречен на благополучие, бездействие, скуку и декадентскую улыбку на губах. Ты обречен на медленное холодное умирание, потому что эта вязкая масса времени вокруг и внутри тебя не может называться настоящей жизнью.
Взорви этот мир! Немедленно! Просто чиркни спичкой о крепкую подошву настоящего американского ботинка, бесполезного на этих отвратительно чистых и гладких улицах, и поднеси огонек к фитилю. Фитилю той самой коричневой штуковины, которую ты уже добрых пять минут меланхолично жуешь. Теперь несколько затяжек, глубоких, как Рио-Колорадо… Ну вот, теперь ты становишься свободным. Ты становишься человеком, способным на веское слово и настоящий мужской поступок.
Он, забросив ноги на стол, прищурившись, проводил уплывающие к потолку кольца настоящего сигарного дыма. Одним пальцем мысленно сдвинул на затылок свой воображаемый шестигаллонный «стетсон» и, не меняя позы, плеснул в опустевший стакан на два пальца не воображаемой, а самой настоящей текилы. Полюбовавшись на дымящийся кончик великолепной голландской «Генри Винтерманс» и сделав еще одну затяжку, он как бы пришпорил своего необъезженного мустанга и как бы понесся вперед, разрезая разморенный от жары воздух прерий.
Он уносился в знойное марево Эль-Пасо, где даже ветер распластался на раскаленных докрасна валунах, не в силах доползти до воды, где высоко-высоко замер рядом с солнцем одинокий кондор, караулящий добычу, где бесплотными тенями бродят по холмам гаучо, полосатые в своих длинных пончо, где на горизонте проносятся и тают в дымке миражи благодатных оазисов.
Вот она, свобода! Ты сам себе хозяин и сам выбираешь дорогу. У тебя крутой нрав, верный конь и пара пистолетов, готовых постоять за твою честь.
И нет никакого дела до тех, кто прожигает свою жизнь в уюте тесных городских жилищ. До тех, для кого мир заключен в пределах маленького скучного городка. До тех, кто думает, что солнце встает только затем, чтобы меньше платить за электричество, а ветер рождается в кондиционерах.
Вечереет, тени смыкаются над тобой, и только одинокий и протяжный вой койота нарушает тишину ночи…
И еще назойливый стук в дверь.
– Разрешите?
На пороге торчит омерзительно обыкновенный служащий твоего банка, чудовищно выбритый, с нелепым галстуком и в очках. И ты с содроганием снова возвращаешься в этот серый никчемный мир, где нет места настоящим чувствам и настоящим мужчинам.
– Господин директор, факс из России.
Господин директор Первого кредитного банка Лихтенштейна бросил взгляд на свои ноги, покоящиеся на столе, и, вздохнув, принял обычную позу, снова став невысоким седеющим солидным джентльменом в солидном костюме и с солидным брюшком.
– ?!
– Русские подтверждают, что наш вкладчик, Мажидов, умер, и просят принять необходимые меры.
– Ну так примите.
– Видите ли, господин директор, дело в том… Вы должны сами взглянуть.
– Что, у нас нет такого клиента?
– Клиент есть, но вот счет…
– Что «счет»?! – Тревожное и сладкое чувство свободы снова покинуло его и теперь неизвестно когда вернется. Он был зол на весь мир и на этого блеющего субъекта, который разрушил его сон наяву.
Клерк протянул распечатку с динамикой движения средств по счету Мажидова:
– Сообщить об этом русским?
Директор взглянул на цифры и, криво улыбнувшись, ответил:
– Нет.
Мажидова вывели из небольшого домика в одном из предместий Вадуца. Эльбрус одной рукой поддерживал его за локоть, второй извлекал из нагрудного кармана ключи от машины. Двое выносили из дома объемистые сумки и складывали их у багажника. Улица была пустынна. Мажидов затравленно огляделся, надеясь, что кто-то из соседей наблюдает за отъездом странных жильцов. Но лихтенштейнцы были нелюбопытны.
Все произошло неожиданно и одновременно: на перекресток выехала полицейская машина, а Эльбрус замешкался с ключами. Мажидов, резко отбросив голову назад, въехал затылком прямо в нос своему конвоиру, и тот, роняя ключи, повалился спиной в розовые кусты живой изгороди. Ветви раздвинулись, и Эльбрус немедленно погрузился в колючки, обдирая лицо и наголо бритую голову. Второй джигит бросился на пленника и с разгону получил ногой в пах. Третий террорист в этот момент находился в доме и опоздал принять участие в потасовке. Ключи зависли на решетке водостока и при первом же прикосновении рухнули вниз.
Раздумывать было некогда, Мажидов побежал, надеясь, что полицейские в машине заметили неладное и уже спешат на помощь. Но, обернувшись, он увидел, что полицейские проехали мимо, а джигиты уже рванули следом за ним.
Вдоль тротуара, мигая зеленым огоньком, медленно двигалось такси. Мажидов достиг его первым и, на ходу открыв дверь, ввалился внутрь.
– Гони!
Но таксист не понял и только недоуменно таращился на странного пассажира. Мажидов махнул рукой назад, а потом вперед.
– Гони, твою мать!
Таксист наконец заметил в зеркальце заднего вида троих преследователей, которые на ходу доставали оружие, и до отказа вдавил педаль газа. Такси вылетело на оживленную улицу. Мажидов поминутно оглядывался назад, подгоняя таксиста:
– Быстрее, что ты плетешься, как осел!
Эльбрус первым выскочил из переулка прямо на проезжую часть и замахал руками перед приближающимся саабом. Почтенная старушка за рулем, забыв о тормозе, стала отчаянно вилять, пытаясь объехать препятствие, и в результате влетела в ближайшую витрину. Эльбрус выволок ее из машины, и джигиты, погрузившись в сааб, пустились в погоню. Старушка вопила, воинственно размахивая сумочкой, и, накричавшись вволю, прямо через разбитую витрину аптеки прошагала к телефону с намерением поставить на уши всю полицию города.