Кто главнее?

Белоусов Вадим Михайлович

Не одна фреза, а сразу несколько пускались здесь в ход. Ускорялась работа. Отрадно было видеть, как «вгрызаются» в сталь блестящие фрезы; ровные, как «по ниточке», вырезы тянулись на несколько метров. Детали, полученные на продольно-фрезерном станке, отличались большой точностью, их не надо было подгонять вручную. Они точно соответствовали чертежу.

Были в его многолетней практике и резьбо-фрезерные станки. Веселые это были машины, работящие. Тот, кому приходилось видеть, как нарезают на толстых железных болтах резьбу вручную, конечно, знает, как тяжела и непроизводительна эта работа. Стальную резьбонарезную гайку — лерку — наворачивают на неподатливый стержень. Усилие человека, до дрожи напрягающего мышцы,

заставляет лерку лишь на «полнитки», на небольшой кусочек резьбы продвинуться вперед. Иное дело — резьбонарезной станок: только-только кольцевая фреза успевает коснуться металла — готова резьба! Всего полтора оборота заготовки уходит на это. А станок уже «просит» следующий болт. С таким не соскучишься, только успевай поворачиваться. От станков, как от хороших товарищей, остались у мастера добрые воспоминания.

Нередко он ловил себя на мысли, что и в самом деле относится к ним почти как к людям. Даже не потому, что ухаживал за ними, был с ними «вежлив» и внимателен — не позволял себе грубостей, рычаги переключал ласково, спокойно, отзывался на каждый стук и скрип, искал его причину, смазывал, притирал детали, — скорее потому, что они действительно имели свой характер. Обстоятельным был характер продольно-фрезерного, веселым — резьбонарезного, решительным — агрегатного станка. Последний был, пожалуй, самым современным. Его особенностью было то, что он состоял из множества агрегатов — силовых головок, колонны, салазок, станины… Головки создавали вращение, колонны удерживали конструкцию… У каждого агрегата было свое назначение. Общим же было то, что их можно было раскладывать, как кубики, как элементы мозаики в разных сочетаниях. Профиль станка, даже его назначение при этом менялось. То он был фрезерным, то сверлильным, то расточным…

Но все же наибольшей любовью сложившегося профессионала пользовался несомненно консольно-фрезерный станок, на котором он работал последнее время. Про себя он называл его «универсалом».

А интересен он был тем, что каждый день работы на нем приносил что-то новое, чего еще не было раньше — новые чертежи, новые профили деталей. Лишь изредка попадались ему одинаковые детали. Кое-кому из фрезеровщиков это не нравилось, — набив руку на каких-то определенных деталях, они не любили менять свой «профиль». Старому мастеру, наоборот, становилось неинтересно, когда работа была однообразной. Даже в этих случаях он старался ее оживить — использовать новый прием или сделать рационализаторское предложение, ускорявшее работу. Немало у него накопилось этих рацпредложений. Можно было гордиться ими, считать себя непревзойденным мастером. Но иначе смотрел на них старый рабочий. Они были для него своеобразными вехами, ступенями мастерства, по которым он поднимался и останавливаться не собирался. Ибо профессиональное мастерство, имея начало, не имеет конца.

…Как-то очень уж внимательно и заинтересованно приглядывался Чижик к работе фрезеровщика. Я уже начал было думать, что именно на этой профессии он остановит свой выбор, посчитав ее главной. Но неожиданно наш юный друг резко повернулся к мастеру:

— Олег Иванович, а что дальше?

— Дальше очень деликатная работа, почти ювелирная, — Олег явно подшучивал, и Тима это почувствовал.

— Извини, — перебил я, — но, по-моему, даже на самом большом судостроительном заводе пока еще нет ювелиров.

— Ну, это как сказать… — Олег не спешил, он явно хотел подогреть наш интерес, и ему это вполне удалось. Откровенно говоря, ни я, ни Тима даже не догадывались, о какой профессии пойдет речь теперь.

— Действительно, ювелиров нет, — согласился мастер, — но ювелирные приемы и точность есть.

— Ну, это совсем другое дело.

Теперь-то мы с Тимой легко могли угадать, о чем пойдет рёчь дальше. Назвали одну профессию, другую, третью…

— Нет, нет и нет, — торжествовал Олег. —

Ладно уж, не мучайтесь, все равно не отгадаете. Сейчас я познакомлю вас с работой шлифовщика…

Инструмент — песчинка

Среди других «станочных» профессий, необходимых судостроению, нельзя не назвать профессию шлифовщика.

Фрезеровщик режет сталь фрезой, токарь — резцом, а шлифовщик — крошечными песчинками, которые хорошенько разглядишь разве что под увеличительным стеклом. Эти песчинки называются абразивами.

Все-таки не очень понятно: как можно песчинкой, которую и в руки-то не взять, строгать сталь?

Одной, разумеется, нельзя. А сотнями тысяч и миллионами можно. Для этого их связывают, а проще говоря, склеивают, специальными составами. Представьте себе канцелярский клей, в который насыпан обыкновенный песок. Клей твердеет, образуется плотная масса. Если она имеет форму бруска, ею можно содрать ржавчину, но не больше. Ваш «абразивный инструмент» не годится для серьезной работы. А тот, который получают в производственных условиях, «склеивая» крошечные ядрышки корунда, наждака или алмаза, способен справиться с самой упрямой сталью.

Вот мы и встретили хорошо знакомое слово «наждак». Он есть в каждом доме — бледно-розовый брусок, которым точатся хозяйственные ножи. Он есть в каждом цехе. Если услышите, что кто-то «пошел на наждак», — значит, рабочий пошел затачивать что-то на наждачном круге.

Так что же, в конце концов, наждак — брусок для точки ножей, станок или микроскопические ядра — абразивы?

Нет. Наждак — горная порода. Состоит она из кварца, пирита, многих других минералов и, что самое важное, из мелких зерен корунда. Вот эти-то зерна и используются для изготовления брусков, наждачных кругов — абразивного инструмента шлифовальщика.

Инструмент этот весьма разнообразен. Чего только здесь нет — кольца, диски, конические чашки, головки… всего не перечислить. У каждого свое назначение, но свойства общие. Главнейшее из них — высокая твердость. Абразивные инструменты легко впиваются в сталь и… не тупятся. Это тот редкий случай, когда мы имеем дело с самозатачивающимися инструментами. Превосходно было бы перенести это замечательное свойство на другие изделия — ножи, плуги — все, что исправно служит, пока не притупится. Но к сожалению, это невозможно.

Как ни странно, самозатачивание абразивов — результат их затупления. Происходит это так. Абразив касается стали. Острые грани крошечных кристаллов, из которых он состоит, начинают сдирать с нее тончайшие, невидимые глазу стружки. Но вот грани ядрышек притупились. Теперь они уже не режут, а яростно трут металл. Как будто тупой плуг идет по полю. Тормозит его земля, пытается остановить и ломает.

То же и с нашим абразивом. Затупившиеся зерна выкрашиваются. И снова острые грани легко режут сталь.

Возможно, у вас возникает вопрос: для чего нам абразивный инструмент? Его режущие кромки микроскопически малы и не могут снимать достаточно толстую стружку. В том-то и достоинство абразивов. Срезая невидимо тонкий слой с металла, они позволяют рабочему с большой точностью подогнать деталь до требуемого размера. А кроме того, сделать ее поверхность гладкой, что очень важно для деталей многих судовых механизмов. Не отшлифованные, они просто не смогли бы работать.

Возьмем лезвие остро отточенного ножа. Оно легко впивается в дерево, рассекает на лету падающий лист бумаги. Кажется, острее уже и некуда. Оказывается — есть. Положим нож под микроскоп. Что это? Там, где проходила ровная, блестящая кромка лезвия, — безобразные зазубрины, как у старой пилы. Да, как ни странно, наше острое лезвие при сильном увеличении выглядит именно так.