Кто готовил развал СССР
Шрифт:
Ахромеев тогда предложил свое содействие членам ГКЧП и стал писать проект выступления для председателя ГКЧП Г. Янаева. 24 августа 1991 г. маршал Ахромеев повесился в своем служебном кабинете в Кремле. В его предсмертном письме были и такие строки: «Начиная с 1990 г., я был убежден, как убежден и сегодня, что наша страна идет к гибели. Вскоре она окажется расчлененной. (…) Мне понятно, что как Маршал Советского Союза я нарушил Военную Присягу и совершил воинское преступление».
Возможно, слова о воинском преступлении и нарушении присяги относились не только и не столько к событиям с ГКЧП (речи писать — это не преступление), но и к той давней истории со сверхсекретной картой ракетно-ядерных ударов по Англии, которую он, нарушив все правила, дал Горбачеву, и тем самым содействовал
В 1983 г. в Женеве проводились переговоры по ограничению и сокращению стратегических вооружений в Европе. Советская сторона приостановила свое участие в этих переговорах 8 декабря.
В книге Д. Хоффмана «Мертвая рука: Неизвестная история гонки вооружений времен холодной войны и ее опасное наследие» [16.6]., написанной на основе архивных документов и воспоминаний участников событий, сообщается о том, что после того как советская делегация покинула Женевские переговоры, маршал Ахромеев (на тот момент — 1-й заместитель начальника Генштаба) разрабатывал предложения по полному уничтожению ядерного оружия — всего ядерного оружия полностью, включая американское, советское и арсеналы всех остальных ядерных стран к 2000 г. в три этапа, с конкретными сроками по каждому этапу.
По книге Хоффмана, начальник Генштаба С. Ахромеев представил этот проект Горбачеву только 6 января 1986 г., а до этого он сохранялся в полной тайне. Пакет с проектом глобального ядерного разоружения по указанию Ахромеева отвез Горбачеву начальник Договорно-правового управления Генштаба Н.Ф. Червов.
Однако эпизод с картой Генштаба, которую Горбачев предъявил в декабре 1984 г. в Лондоне, свидетельствует о том, что Ахромеев обсуждал с Горбачевым вопросы полного ядерного разоружения еще в конце 1984 г. и предоставил ему карту ядерных ударов по Великобритании. Хотя и не имел права это делать. Это классический пример известной поговорки «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Маршал Ахромеев хотел спасти мир от ядерной войны, а в результате, сам того не желая, способствовал развалу СССР. Скорее всего, именно осознание этого и послужило основным мотивом его самоубийства. (Сомневаюсь. И не только я. — А.Ш.)
Если бы Устинов и Огарков не были выведены из игры осенью 1984 г., Горбачев не заполучил бы эту карту, и возможно тайные переговоры в декабре 1984 г. не состоялись бы. Больше всего Европа боялась военной мощи СССР, и Горбачев сам, добровольно приехал и предложил с советской военной угрозой «кончать, и как можно скорее». Иными словами, он этим показал, что готов исполнить самое заветное желание европейцев. Что они могут предложить взамен?
При этом было бы совершенно неправильно возлагать вину за это лишь на одного Горбачева. Он занимался в основном сельским хозяйством, военные вопросы в его компетенцию вообще никогда не входили, и вряд ли он даже догадывался о существовании этой карты, пока ему ее не показали или не рассказали о том, что такая карта есть. Об этой карте могли знать только в КГБ и в министерстве обороны. И знающие люди подсказали, чем лучше всего обрадовать английского премьер-министра.
Обратить внимание надо и на другой аспект проблемы. Почему Горбачеву дали карту ударов по Англии, а не по Америке? Почему ему порекомендовали съездить в Лондон, а не в Вашингтон? Это может означать, что в КГБ (да и в военной элите тоже) полагали, что сотрудничество с Англией в условиях «перестройки» будет выгоднее, чем с Америкой.
Вряд ли визит Горбачева в Лондон прошел для американцев незамеченным. Им бы задуматься, а к чему бы это? Но не задумались. А потом, в конце «перестройки», было уже поздно.
После похорон Устинова состояние Черненко продолжало ухудшаться. Смерть была уже не за горами, и надо было готовиться к выборам Генерального секретаря.
Как пишет О. Гордиевский, «в месяцы, предшествующие давно ожидаемой кончине Черненко, которая последовала наконец в марте 1985 года, КГБ тщательно инструктировал Горбачева по всем вопросам, рассчитывая, что он сможет произвести большое впечатление на Политбюро своим знанием как советских, так и международных проблем. В свою очередь, вся отчетность, уходившая в Политбюро в целом, была направлена в поддержку позиции Горбачева» [6].
Кандидатуру для избрания Генерального секретаря вносило Политбюро на рассмотрение Пленума ЦК КПСС, и члены ЦК голосовали «за». Но теоретически могли проголосовать и «против».
Вероятность голосования «против» была чрезвычайно мала, но все же не исключалась. И нельзя было исключить, что старцы из Политбюро в последний момент не убоятся добрых слов товарищей из КГБ и выдвинут кандидатом не Горбачева, а Романова или Гришина — наиболее вероятных кандидатов от противников «перестройки».
Поэтому «перестройщики» занялись обработкой членов ЦК: «Активность М.С. Горбачева резко возросла в 1984—85 гг. при Черненко. Уже тогда фактически сформировалась группа в руководстве партии, которая решила взять власть в свои руки. На мой взгляд, в эту группу вошли Горбачев, Лигачев, Рыжков, а также поддерживающие их Соломенцев и Чебриков. Видя неизбежность кадровых перемен в связи с очевидной неизлечимой болезнью Черненко, они, используя свои возможности в аппарате ЦК и КГБ, фактически обеспечили избрание Горбачева на должность Генерального секретаря ЦК КПСС, тем самым укрепив свое положение в руководстве. Самой активной фигурой в этом деле был Лигачев — секретарь ЦК КПСС по кадрам. В течение 1983—84 гг. ему удалось расставить на ключевые посты первых секретарей обкомов и крайкомов КПСС около 70% своих людей, которые готовы были выполнить любое его указание, обеспечить арифметическое большинство при голосовании на пленумах ЦК по любому вопросу» [7]. (Можно поставить 1-м секретарем «своего человека», но это не означает его автоматическое включение в состав членов ЦК КПСС; да, он им станет, но только при избрании на Пленуме или кооптации. — А.Ш.)
Помимо расстановки своих людей, Лигачев рекламировал Горбачева среди тех партийных работников среднего звена, кто был назначен еще в давние времена. В. Легостаев в статье «Выборы нового генсека» сообщает: «Стали проводить под председательством Е.К. Лигачева многолюдные, с участием министров и прессы, селекторные совещания, к которым подключались руководящие партийные, советские и хозяйственные кадры буквально всей страны. Мне доводилось присутствовать на этих совещаниях, и я не мог не обратить внимания, с какой настойчивостью Е.К. Лигачев упоминал на них имя М.С. Горбачева, давая понять всем, кто его слушал, что именно он надежно держит в своих руках в столь ответственный момент рычаги управления страной» [16.7]. Успех запланированной «перестройки» во многом зависел от того, поддержит ее партийный аппарат или нет. Добровольно выполняемое действие всегда эффективнее, чем выполняемое по принуждению. И Лигачеву удалось с партийным аппаратом договориться. Ну а если отдельные личности все же на уговоры не поддавались? Гришин ведь прямо пишет: «используя свои возможности в аппарате ЦК и КГБ».
В каких формах использовались возможности КГБ, Гришин не уточняет, но методика скорее всего была традиционная. Председатель КГБ тов. Чебриков мог дать указание на места, чтобы начальники местных УКГБ убеждали партийных секретарей в случае чего голосовать за тов. Горбачева. Убеждали, естественно, добрым словом, но добрым словом и компроматом вы можете добиться большего, чем одним только добрым словом.
Усилия Лигачева и Чебрикова увенчались успехом. Партийный аппарат был готов поддержать Горбачева. Даже инициатива снизу появилась. Многие партийные секретари (после бесед с товарищами из КГБ?) стали договариваться голосовать против любого кандидата, кроме Горбачева. Б. Ельцин написал: «Большая группа первых секретарей сошлась во мнении, что из состава Политбюро на должность Генсека необходимо выдвинуть Горбачева — как наиболее энергичного, эрудированного и вполне подходящего по возрасту. Решили, что будем делать ставку на него. Побывали у некоторых членов Политбюро, в т.ч. и у Лигачева. Наша позиция совпала и с его мнением. Потому что Гришина он боялся так же, как и мы. И после того, как стало ясно, что это мнение большинства, мы решили, что если будет предложена другая кандидатура — Гришина, Романова, кого угодно, — выступим дружно против. И завалим» [8].