Кто косит травы по ночам
Шрифт:
Анализ крови показывает болезнь. Беспощадную болезнь, ибо помощи не будет никакой, ни от кого. Он хочет жить, у него планы, мечты. Лечится всей этой абсолютно не помогающей дорогостоящей чепухой.
Но силы гаснут, а болезни терзают. Язвы по всему телу. В тень превращается. Все друзья разбежались, никто не приходит. Впереди – ничто, пустота. Ребенка от него не будет. Все было напрасно. И только мать с ним, до последнего его часа. Все хочет ему жизнь продлить, хоть на день, хоть на час, хоть на секунду…
Каково это слушать? Кино никакого не надо документального, каждый нюанс прочувствован, прожит.
А потом
Иногда, бывало, она спрашивала Иришку о Наде. Ни о чем конкретном, просто: «Как живется-можется вашей замечательной подруге?» Тон был демонстративно ироничным. Ира обычно отделывалась общими фразами: «У нее все как прежде», «Все хорошо». Иногда отвечала, что давно не виделись, не знает. Как-то раз из вежливости, чтоб Катя не думала, что ее больше не принимают за друга, сообщила, что у Нади день рождения скоро, что она приглашена и потом все расскажет.
Тогда-то Екатерина и подсуетилась с памятным подарком. Недаром все к Ире лепилась с расспросами о том, как Надя выглядела, какое у той было настроение.
В последнее время общались они редко. Уж очень Ириша чувствовала себя опустошенной после «живых картинок», рисующих быт героинщиков, кокаинистов, элэсдэшников и прочих представителей жалкого племени человеческих отщепенцев, которых отвергли все, кроме матерей. У Иры после таких сеансов пропадали все жизненные ориентиры. Раньше она серьезно мечтала о ребенке, теперь, пожалуй, и не решилась бы родить, видя, как мается добрая и преданная мать. Да и ребенку не больно-то сладко приходится. Иногда Екатерина Илларионовна сама просилась в гости, чего в прежние времена вообще почти не случалось: она предпочитала принимать визитеров у себя.
Во время одного из своих визитов она и умыкнула хранящиеся у Иришки запасные Надины ключи от квартиры и дачи.
– Откуда же она узнала, что у тебя есть мои ключи?
– Да это давно еще, несколько лет назад, когда выяснилось, что мы подруги с тобой, она тоже у меня сидела, мы фотки студенческие разглядывали. А потом я, чтоб похвастаться, ящик стола выдвинула, где как раз альбомы лежат, и ключами твоими позвенела: вот как у нас все – полное доверие! Кто бы мог подумать! Ты уж прости меня! Главное, вспомнить бы вовремя правило: об отсутствующих не говорят! Это такой мне урок на всю жизнь…
– А сейчас про то, что я на даче, это ты специально для нее узнавала?
– Нет, тут все совсем не так получилось. Я позвонила тебе домой, поболтать хотела, обсудить кое-что было надо, а трубку Коля взял, говорит, мама не может подойти, занята. А мне, знаешь как бывает, позарез нужно было с кем-то хоть словом перемолвиться, иначе не знаю, что было бы. Коля твой такой хороший человек, спрашивает меня: «Как ваши дела, тетя Ира?» Мы с ним немножко поговорили про мои неважнецкие дела. Он и утешает:
«Не грустите, приезжайте к нам, мы будем очень рады». Я ему: «Да хоть сейчас!»
А он: «Сейчас не получится, мы с Лешей и папой улетать в Египет собираемся, вещи укладываем». – «А как же мама?» – говорю. Он так замялся, застеснялся: «Мама летит с нами… Как будто». – «А как будто и не летит?» – спрашиваю.
«Как будто на дачу едет!» – это он со мной так играть начал. Ну, я ж тебя знаю, ты у нас девушка непростая. Поняла, что хочешь ты инкогнито на даче побыть. Но ты мне так нужна была, ты не представляешь! Я на следующее утро тебе домой звоню – автоответчик. Набрала мобильный, а ты так зло со мной, как с врагом страшным. А я-то хотела тебе выплакаться! И вот после этого я пометалась-пометалась и позвонила Кате. Про свои беды ей рассказала, она мне умные вещи посоветовала, успокоила меня. Ну, я в конце разговора ей и брякнула:
– Вот, Екатерина Илларионовна, вы со мной так по-доброму, а Надя совсем зазналась, общается с высоты птичьего полета.
Все ей и выложила про Египет и дачу. Такие вот дела. Разве я могла такое представить! Хотя догадаться можно было, зная ее психическое состояние: сын взбунтовался, климакс в разгаре. Говорят, от этого со многими сплошные непонятки происходят. Обижаются на весь мир, виноватых ищут, жаждут наказать. А у нее тем более дом в соседнем с вами поселке, где Большого театра дачи. Ее мать – примадонна знаменитая была. Я у них один раз месяц тут гостила, это когда Димка еще маленький был, на следующий год после Португалии. Мы с ней ходили гулять, и я ваш дом показала: «Подруга лучшая здесь обитает». Имени твоего тогда не называла, да и ни о чем бы оно ей в то время не сказало. Но память у нее! Ум аналитический! Учуяла, значит, что это именно твоя дача, во как!
– Но я вот чего еще не понимаю. Ну, заявились они тогда к нам домой, чтоб напугать. У нас, мол, длинные руки, везде достанем. Кстати, напугали мастерски. Врагу не пожелаю. Здесь тоже она поработала на славу. Я уже почти уверена была, что у меня с головой что-то не то. Думала, может, болезнь Альцгеймера начинается. Только вот на второй этаж с какой целью она разбежалась?
– Да откуда ж мне знать? Или в раж вошла, когда тебя не обнаружила, или думала высказать тебе все, что накипело, разоблачить твои преступления, чтобы ты понимала, что именно совершила. И жила с грузом вины. А может, просто не сообразила, где ты есть, куда подевалась. Искать пошла. Потерпи – куда она теперь денется. Объяснит. Если сама знает ответ на этот вопрос.
Вот и распутался узелок! Облегчения не было. Слишком много всего обрушилось на нее.
Вроде бы живешь по-тихому, зла никому не делаешь, мечтаешь только о покое и тихом семейном счастье, а потом оказывается, что лишаешь покоя других, неведомых тебе людей, не замечаешь, какую боль причиняешь близким людям, не помнишь о долге родства и дружбы. Просто даже не думаешь, что это к тебе имеет какое-то отношение. И откуда это в ней, Надежде, твердое прокурорское сознание собственной правоты и непогрешимости? Всю жизнь себя обделенной и несчастной считала, а горя не знала, нужды не знала, оберегали все, пылинки сдували.
Не за что ее любить! Кому она хоть что-то хорошее в жизни сотворила? Только к детям своим и была добра по-настоящему. Да и то, кто знает, как дойдет до дела, не превратится ли она в Екатерину Илларионовну, отстаивая свое право на любовь сыновей? На свекровь за несколько простецких слов взъелась, аж до сих пор внутри печет, а что с ней будет, если невестка не понравится? Что ж это за круговорот дерьма в природе бесконечный? Неужели иначе никак нельзя?
Стыд ее мучил такой, что даже слез не было для размягчения души.