Кто нашел, берет себе
Шрифт:
— Найди в себе сострадание! Мистер Ротстайн нашел его, и оно спасло последнюю книгу!
Хлопок двери заглушил ее голос.
Опустив голову, Моррис зашагал к тротуару, а когда добрался до него, пустился бежать. В трех кварталах находился небольшой торговый центр с винным магазином. Там Моррис уселся на велосипедную стойку перед «Чумовым хобби» и начал ждать. Два первых парня, к которым он обратился, отказались помочь Моррису (второй — с улыбкой, вызвавшей у Морриса желание врезать ему), но третий, в поношенной одежде, сильно прихрамывавший на левую ногу, согласился купить Моррису пинту за два доллара или кварту за пять.
По чьей вине ты здесь оказался?
Он полагал, что часть вины лежала на алкаше, который купил несовершеннолетнему кварту виски, но в основном виновата была его мать. Однако и здесь нашлось что-то хорошее: когда зачитали приговор, на ее лице не осталось и следа от саркастической улыбки. Ему наконец-то удалось стереть ее с лица Аниты Беллами.
В те дни, когда заключенным запрещался выход из камеры (а такое случалось минимум раз в месяц), Моррис лежал на койке, заложив руки за голову, и думал о четвертом романе про Джимми Голда, гадая, станет ли его идол прежним Джимми. Моррис мечтал об этом с того самого момента, как закрыл третий роман, «Бегун сбрасывает темп». Вернутся ли к Джимми прежние надежды и грезы? Вспыхнет ли, казалось бы, угасший огонь? Если бы он провел с записными книжками еще два дня! Хотя бы один!
Однако он сомневался, что даже Джон Ротстайн мог сотворить такое, предложить правдоподобный вариант. Личные наблюдения Морриса (преимущественно на родителях) однозначно свидетельствовали: если огонь потух, то навсегда. Но некоторые люди менялись. Он помнил, как однажды затронул эту тему в разговоре с Энди Холлидеем, когда они болтали во время перерыва на ленч. Сидели в «Счастливой чашке», неподалеку от магазина «Книги Гриссома», где работал Энди, вскоре после того, как Моррис ушел из Городского колледжа, решив, что фикция, которая выдавалась за высшее образование, ему на хрен не нужна.
— Никсон изменился, — сказал Моррис. — Давний ненавистник коммунизма наладил торговые отношения с Китаем. И Линдон Джонсон провел через конгресс Билль о гражданских правах. Если эта старая расистская гиена смогла так перемениться, думаю, все возможно.
— Политики. — Энди — худощавый, с короткой стрижкой, лишь на несколько лет старше Морриса — поморщился, словно унюхал что-то мерзкое. — Они меняются в силу обстоятельств — не идеализма. Обычные люди такого не делают. Не могут. Если они отказываются вести себя должным образом, их наказывают. А после наказания они говорят: конечно, да, сэр, — и живут по заданной программе, как хорошие, добрые роботы. Посмотри, что случилось с теми, кто протестовал против войны во Вьетнаме. Большинство теперь принадлежит к среднему классу. Толстые, счастливые и голосуют за республиканцев. А те, кто отказался подчиниться, сейчас в тюрьме. Или в бегах, как Кэтрин Энн Пауэр [10] .
10
Пауэр, Кэтрин Энн (р. 1949) — активистка студенческого движения. В 1970 г. внесена в список самых разыскиваемых преступников ФБР за участие в двух вооруженных ограблениях и
— Как ты можешь называть Джимми Голда обычным? — возмутился Моррис.
Энди одарил его снисходительным взглядом.
— Да перестань. Вся эта история — эпический исход из исключительности. Цель американской культуры, Моррис, — создание нормы. Это означает, что людей исключительных необходимо загнать в определенные рамки, и именно это происходит с Джимми. В итоге он работает в рекламном агентстве, а кто, скажи на милость, является самым большим пропагандистом нормы в этой гребаной стране, как не реклама? Это главный тезис Ротстайна. — Энди покачал головой. — Если ищешь оптимизм, читай серию «Любовный роман» издательства «Арлекин».
Моррис думал, что Энди обычно спорил ради спора. За очками в роговой оправе горели глаза фанатика, но даже тогда Моррис понимал, в чем дело. Фанатизм Энди касался исключительно самих книг, а не историй или идей, которые в них излагались.
Они встречались за ленчем два или три раза в неделю, обычно в «Чашке», иногда — на скамейке на Гавенмент-сквер, рядом с магазином «Книги Гриссома». По ходу одного из таких ленчей Энди Холлидей и упомянул о настойчивых слухах, будто Джон Ротстайн продолжает писать, а в завещании указал, что все написанное нужно сжечь после его смерти.
— Нет! — воскликнул Моррис, пораженный в самое сердце. — Этого никогда не произойдет! Правда?
Энди пожал плечами:
— Если так написано в завещании, считай, все, что он написал после того, как отгородился от мира, уже пепел.
— Ты выдумываешь!
— Возможно, содержание завещания — неподтвержденный слух, тут спорить не буду, но в книготорговых кругах твердо убеждены, что Ротстайн по-прежнему пишет.
— В книготорговых кругах. — В голосе Морриса звучало сомнение.
— У нас свои источники информации, Моррис. Домоправительница Ротстайна ездит для него за покупками, понимаешь? Не только за продуктами. Раз в месяц — полтора она заходит в книжный магазин «Белая река» в Берлине, это самый близкий к его ферме город, чтобы забрать заказанные по телефону книги. Она говорила людям, которые там работают, что он каждый день пишет с шести утра до двух часов пополудни. Хозяин магазина рассказал это кое-кому из коллег на Бостонской книжной ярмарке, так что теперь об этом знают все.
— Срань господня, — выдохнул Моррис. Этот разговор происходил в июне 1976 года. Последний опубликованный рассказ Ротстайна, «Идеальный банановый пирог», увидел свет в шестидесятом году. Если слова Энди соответствовали действительности, получалось, что Джон Рот-стайн писал в стол шестнадцать лет. И если он выдавал хотя бы по восемьсот слов в день, тогда в сумме… В уме Моррис посчитать не мог, но выходило много.
— Срань господня, это точно, — согласился Энди.
— Если он действительно хочет, чтобы после его смерти все написанное сожгли, он безумен!
— Для писателей это обычное дело. — Энди наклонился вперед, улыбаясь, словно давая понять, что его слова надо воспринимать как шутку. Может, так оно и было. Во всяком случае, для него. — Вот что я думаю. Кто-то должен организовать спасательную экспедицию. Может, ты, Моррис? В конце концов, ты — его поклонник номер один.
— Только не я, — возразил Моррис. — После того, что он сделал с Джимми Голдом.
— Остынь, парень. Нельзя винить человека за то, что он следует за своей музой.