Кто не рискует – не выживает

Лукьянова Наталья Гераниновна

Она с усилием приподняла слабую руку и ласково погладила его по щеке.

– Юлечка, девочка моя, настрадавшаяся моя девочка, – горячо зашептал Миша, – все будет хорошо, солнышко. Все будет прекрасно, весь кошмар позади. Мы снова вместе. Я теперь никогда и никуда тебя не отпущу. Ни за что на свете! Ты слышишь меня, радость моя?

Юлька кивнула в ответ, не в силах разомкнуть губы. Слишком она была слаба, да и эмоции переполняли ее сверх меры.

– Алена, где Алена? – только и сумела она прошептать слабым голосом.

Михаил немного развернулся так, чтобы Юльке было видно, что происходит во дворе.

Ее поразило огромное количество людей,

заполнивших небольшой дворик. Милиция, омоновцы, еще какие-то люди, непонятная суета. Среди массы незнакомых вооруженных людей она увидела Юру Бандуру. Он бережно нес на руках Алену в сторону большой санитарной машины. По сравнению со здоровяком Юрием его жена выглядела просто эфемерной.

– Миша, что с Аленкой? Она жива? – заволновалась Юлька.

– Не беспокойся, родная, Алена жива. Просто вы обе очень устали и не совсем здоровы. Но это все такая ерунда. Не думай о плохом, солнышко. Все самое страшное для нас всех уже в прошлом.

Неожиданно Юлька всполошилась.

– Миша, где мои кроссовки? – нервно спросила она у мужа.

– Юлечка, счастье мое, зачем тебе старые и рваные кроссовки? – перепугался Мишка, решив, что Юлька не вынесла пережитого и сейчас не в себе.

– Миша, это очень важно. Найди мои кроссовки и принеси их сюда, – стояла на своем Юлька.

– Любимая, да мы тебе купим новые, самые лучшие кроссовки в мире, хоть сто пар. А если ты боишься, что тебе придется идти босиком, то твои волнения совершенно напрасны. Я тебя просто не выпущу из рук. Хочешь, я тебя всю жизнь буду носить на руках? – продолжал ласково успокаивать жену Михаил.

– Миша, – чуть не плакала Юлька, – я тебя прошу, я тебя просто умоляю! Принеси мои кроссовки! Они должны стоять у кровати. Не думай, я не сошла с ума, я потом тебе все объясню. Сделай, как я прошу, пожалуйста.

Михаил решил больше не спорить с женой, подозвал стоявшего рядом милиционера и попросил его исполнить Юлькино желание. Через несколько минут Юлька прижимала к груди свои видавшие виды кроссовки. Счастливая и чуть лукавая улыбка засияла на ее хоть и бледной, но ужасно довольной физиономии.

Дорогу до госпиталя Юлька не запомнила. Им с Аленой сделали какие-то уколы, и, как она ни старалась, веки все-таки предательски закрылись. А так хотелось смотреть на любимое лицо мужа, слушать его рассказы о мальчишках и долго плакать от счастья. Никто не стал считаться с ее желаниями. Рисковать было нельзя, слишком женщины были слабы.

Выздоравливали приятельницы долго. У Юльки врачи обнаружили воспаление легких, с Аленой дело обстояло сложнее. После того как ее опоили зельем, она впала в транс, вывести из которого несчастную долгое время не удавалось. Но постепенно молодость пациенток и усилия врачей сделали свое дело. Счастливый день, когда они смогут переступить порог своего дома, был уже не за горами.

Мужья не оставляли их ни на минуту, разговорам не было конца. Только сейчас женщины узнали, каким образом их сумели разыскать и спасти. Как странно в этой жизни все перемешано. Они без зазрения совести бросили избитого Кушать Подано в лесу и даже не вспомнили о нем ни разу. А если бы не он, еще неизвестно, чем бы закончилась вся эта запутанная история.

Оказывается, Валера не остался на поляне, он шел за ними буквально по пятам. Вряд ли он переживал за судьбу подруг, не тот случай. Он и сам толком не может объяснить, что заставило его проследить за передвижением его невольных спасительниц. То ли страшно было оставаться одному, то ли пережитые злоключения помутили его разум. Поспеть за трактором он, конечно, не сумел, но каким-то чудом просчитал маршрут. Жажда жизни привела его к избушке, где нашли приют измученные приятельницы, но он не посмел идти за ними.

Покружил в округе, потом опомнился, что нужно уходить подальше от этих мест. Рано или поздно тайна подпольного завода выплывет наружу, и тогда не будет ему прощения. Нужно бежать. Он успел пройти километров десять. Потом раны, усталость, голод сделали свое дело.

Валера рухнул на траву и уже не смог подняться. Нога распухла, ныла и не давала осуществить задуманное. Несколько раз он терял сознание, потом приходил в себя, пытался двигаться ползком, но снова впадал в небытие.

Случайно на него набрел местный охотник дядя Коля. Человек он был опытный, много повидал на своем веку. Решил самостоятельных действий не предпринимать, а для порядка сначала посоветоваться с участковым. Тут все и встало на свои места. Кушать Подано не стал особо распространяться о своей судьбе, наплел, что работал охранником у богача, дачу его охранял. А тут беда случилась, какие-то ироды дачу сожгли и его самого чуть не порешили. Мимоходом и о наших красавицах упомянул. Тут уж участковый, не будь дураком, сразу понял, в чем дело. Валеру посадил под замок до выяснения всех обстоятельств и забил во все колокола.

Село, куда попали незадачливые путешественницы, было необычным. Состояло оно в основном из потомственных переселенцев и вело отсчет своего существования с того момента, когда отец всех народов начал тасовать людей, как карты в колоде.

Народ подобрался всякий и разный, дали селу привычное название Полтавка, чтобы не забывать о родине. Жили себе потихонечку, вернее, выживали. Еще тогда, в страшных тридцатых, старались строить дома подальше один от другого. Страшно было дружить. Они уже заплатили один раз слишком высокую цену, спасибо, голова осталась цела. Рука великого кормчего имела такие размеры, что могла достать и на краю света.

Шло время, многое изменилось с тех пор, только в Полтавке уклад жизни почти не менялся. По-прежнему растили овощи на своих огородах, держали скотину, рожали детей, растили их, отправляли в другую жизнь по разным городам и весям. Поздно было старшему поколению что-либо менять. От родителей они унаследовали избы, кой-какую скотину, огороды и неистребимый страх перед властью.

Жили себе потихоньку, не хуже других. В изменившуюся жизнь дружно не верили, слишком богат и горек был жизненный опыт. Существовал и сельский совет, который особого значения не имел. На пять подобных сел, разбросанных довольно далеко друг от друга, был один участковый и одна школа. Школа к девяностым годам стала не нужна, ведь в селах остались одни старики. Больница была далеко, в районном центре. Обходились сами, не горевали. Да и не в каждой больнице можно отыскать доктора, которой смог бы конкурировать с их знаменитой односельчанкой травницей и, как втихаря поговаривали, колдуньей бабой Любой.

Жила баба Люба обособленно, была нелюдима и неприветлива, многие ее недолюбливали, а некоторые так просто откровенно побаивались. Но когда случалась беда, находили дорогу к ее дому. Баба Люба пользовала всю округу и любую хворь снимала моментально. И роды в свое время принимала, и со многими болезнями управлялась по собственному, одному ей известному методу. Травки заварит, пошепчет над своим снадобьем непонятные слова, научит, как и что принимать. Не пройдет и трех дней, как человек уже здоров и забыл про болезнь.