Кто ответит? Брайтон-бич авеню
Шрифт:
С отдавленными боками — на заднем сиденье «Волги» было очень и очень тесно — Дробызгалов побрел на службу, вернее, поехал, ибо «Волга» за время содержательной беседы увезла его довольно далеко, к лесному массиву, откуда Евгений добирался до управления часа полтора, получив в итоге бэмс за опоздание.
Со «старшими братьями», кому оказывала Марина кое-какие услуги, не поспоришь, и новую обиду тоже пришлось переварить. Несмотря на упорную мысль: а не открыть ли Фридману глаза на занятия его невесты? Однако урезонил себя Дробызгалов. Ибо за его работой наблюдало много глаз, а стальные руки парней в «Волге» запомнились до дрожи.
Успокаивало Евгения, что, пусть косвенно, а сквитается он с проституткой, посадив ее жениха, и не видать им обоим никаких Америк. А поможет в том Мордашка. Никуда не денется. Выбора нет.
С такими размышлениями явился Дробызгалов домой.
Открыл двухстворчатую входную дверь — перекосившуюся, с разболтанным замком — ремонтировать ни дверь, ни замок Дробызгалов даже не пытался: грабить тут было нечего, да и соседи толклись в квартире день и ночь.
Тотчас обрушился на Евгения детский гомон, пар от стирки и жирные кухонные ароматы.
Соседка Валентина — незамужняя лимитчица, обремененная выводком пацанят — все от разных отцов, а рожала она как кошка, — встретила Дробызгалова направленным визгом в лицо: мол, не дает покоя телефон!
— Безобразие! — орала она, перемешивая редкие пристойные слова с обилием отборного мата. — Замотали! День и ночь!
Дробызгалов всмотрелся в ее оплывшую физиономию. Хотел заметить, что, в отличие от нее, неизвестно на какие средства существующую, он работает день и ночь и звонят ему исключительно по делу, серьезные люди, а не сексуально озабоченные хахали, но — промолчал, сил не нашлось. Свинцовая апатия.
Учуяв расслабленное состояние Дробызгалова, вторая соседка — старуха, провонявшая всю квартиру какими-то полутрупными запахами, скользнула в свою протухшую комнатенку, тоже позволив себе проскрипеть о телефоне и о соседе нечто гнусное.
— Пошли вы! — вяло выдохнул Дробызгалов в адрес соседей и открыл дверь своей комнаты. Жены с ребенком не было — уехали к теще. Уже легче!
С тоской он уселся на стул в маленькой комнате, забитой мебелью, с бельем на веревках, протянутых от стены к стене жена боялась, что его закоптят коммунальным кухонным чадом; с ванночкой для ребенка, хранящейся на верху платяного шкафа, холодильником, втиснутым в угол…
Время подходило к обеду, но так не хотелось тащиться на кухню, где бегали разномастные Валентинины отпрыски и слышался ее голос, повествующий о нем, Дробызгалове, соседу Панину хроническому алкоголику, дважды сидевшему и жутко Евгения ненавидевшему за принадлежность к милиции.
Диалог Валентины и Панина сводился к тому, что всем Дробызгалов плох и в быту невыносим. На кухню же — убогую, ничейную, принадлежащую всем и никому кухню — Дробызгалов обычно шел как на казнь.
Евгений сделал бутерброд, сжевал его мрачно и запил прямо из горлышка остатками выдохшегося «Боржоми», стоявшего на подоконнике по соседству с чахлым желтым алоэ, над которым кружили мошки-дрозофилы.
Сильный стук потряс хлипкую дверь.
— Телефон! — заорала соседка. — Опять, твою мать!
— Заткнись, стерва! — в приливе отчаянной ярости взревел Дробызгалов, выбегая в коридор и хватая трубку, свисающую до пола, всю в утолщениях изоляции — синей и красной.
— Женька? — послышался голос одного из приятелей — клерка в аппарате больших милицейских властей. — Ты когда из норы своей наконец переселишься?
— Разве в другую нору, в могилу, — морщась и прикрывая ладонью ухо, дабы не слышать детского визга, молвил Дробызгалов. — Ты-то как? Хапнул квартирку? Дали?
— Нет… У нас все мимо… Как перетасовка штатов — из других городов кадры прибывают, и весь фонд — им… Тоже кошмар! Теща, тесть, дети… Вшестером в двух комнатах.
— Но хоть все свои…
— Тебе бы таких своих… Ладно. Тут разговор я слышал… Я из автомата звоню, усекаешь?
— Та-ак… — похолодел Дробызгалов.
— Кушают тебя, Женя. Считай, съели. Шеф твой. Так что учти.
— Выход? — произнес Дробызгалов отрывисто.
— Какой еще выход?! Там… беда. Злоупотребления, подозрения на взяточничество, человека своего провалил… Держишься пока на теневике этом… В общем, или проявляй доблесть и находчивость, или подавай рапорт. Да! — решай срочно, а то вызовут к нам и — привет. В комендатуре наручники и в КеПеЗе… Система отработана. Думай, Женек, взвешивай. Пока!
Дробызгалов понуро застыл. Положил нетвердой рукой трубку. Затем, преисполнившись решимости, оделся и вышел на улицу.
Он ехал к Мордашке.
Из жизни Адольфа Бернацкого
Наверное, именно по возвращении в Нью-Йорк Алик понял, что безнадежно постарел…
Шалили сосуды, скакало давление, ныл крестец от долгого сидения в машине, к близорукости прибавилась напасть дальнозоркости и пришлось разориться на сложные двойные стекла для очков.
Вставать чуть свет на таксистскую службу было мукой, а для самой службы элементарно недоставало сил.
Изматывало и безденежье. Пришлось вскоре продать прожорливый «линкольн» и приобрести более экономичный «крайслер нью-йоркер» с японским движком и бортовым компьютером, каждый раз при открывании дверцы механическим голосом приказывающим застегнуть ремни и говорящим, если подчинялись его команде, «спасибо». Алика это умиляло. Компьютер также сообщал о неисправностях, возникающих в автомобиле, но иногда ошибался что-то в нем замыкало.
Сам по себе автомобиль был небольшим, но удобным: салон обтянут лайкой, отделан карельской березой, кресла на электроприводе, цифровая магнитола… С такой тележкой вполне можно было устроиться в «Лимузин-сервис», куда Алика взяли бы даже без спецномера, по дружбе, однако контора располагалась в глубине Манхэттена и добираться туда с рассветом, чтобы, возвратившись в полночь домой, рухнуть на топчан в подвале, Адольфу не жаждалось.
Устроился в «Кар-сервис» [10] на Брайтоне, на подхвате. Работа шла слабенько, выходило от тридцати до пятидесяти долларов в день, «крайслер» барахлил, а ремонт съедал едва ли не все заработанное. С любимых сигарет «Салэм» Алик перешел на дешевку — «Малибу», «Вайсрой», «Белэйр», начал выгадывать на еде…
10
Служба второразрядного такси, вызываемоего по телефону.