Кто ответит? Брайтон-бич авеню
Шрифт:
Матерый приспустил стекло.
— До поста довезешь? — наклонившись, спросил лейтенант, молодой приземистый парень с рысьими, зеленоватыми глазами.
Уселись. Лейтенант — на переднее сиденье, сержант — позади. Чем-то они не нравились ему, эти милиционеры. Было в них нечто нелогичное, неестественное, шедшее даже от внешних примет: дурноватое, чуть отекшее лицо лейтенанта — без режима живет, разбросано; а сержант — жесткий мужик, таких на плач и сердобольность не прикупишь — только силой, властью. И озабочен сержант как-то мрачно, целеустремленно, до ломоты в скулах.
Театр? Нет, не оперы они… Оперов сразу видать. Да и не стали бы оперы вымученных сюжетов придумывать, взяли бы на посту, чего мудрить? А может, ряженые? Похоже! Деньги. Везу деньги. У гаража выследили и, пока копался там, чуток опередили. Кто-то навел, значит. Так. Сейчас я еще вполоборота к тому, сержанту, и ему надо выждать, когда отвлекусь. Тут — нож в спину, молодой сразу к рулю потянется, скорость мала, но все же… Но кто знал, что с деньгами я буду? Друзья восточные? Так они же и отстегивали, им не резон. Левка? Но ведь ему же деньги везу. Неужели нервы? Спокойно. Попроси сержанта дверцу покрепче захлопнуть и — газу резко, вот так. А, не готовы были? Ну, теперь давайте, теперь если имелась схема, то она сломана, на спидометре — сорок, шестьдесят, восемьдесят… поздно! На ходу кончать — риск. Упущен момент, сявки.
Боковым, зрением Матерый наблюдал за сержантом в зеркало.
Лейтенант с угрюмой сосредоточенностью смотрел куда-то вдаль. Руки его, лежащие на коленях, были напряжены. Жезл он положил на сиденье рядом с дверцей.
Губы сержанта шевельнулись. Нет, молчит, подбирает слова.
— Слышь, может, до поста сойдем? — неуверенно спросил он лейтенанта. — А то вдруг — начальство? Проверка сегодня… Переждем, а? Сколько времени-то натикало?
Лейтенант оголил кисть. Часы «Ориент» — массивные, с уймой красивеньких излишеств — шантрапа такие любит, «хапужные» часы — мясников, кладбищенских деятелей, автослесарей — словом, удачливых кусочников, подворовывающих на мелких точках, знак их касты. Но часы — ладно, а татуировочка вот у тебя на запястье, дружок любезный…
Заплясали мысли, встраивая фрагмент татуировки в известные схемы… Есть! Не ошибка молодости, не любительщина армейская или флотская, не блатная даже, а с «кичи», в тюряге наколот этот крест, обвитый змеей. Ряженые!
— Вот тут тормозни, — произнес лейтенант сдавленно.
Матерый принял вправо.
Рука сержанта скользнула под полу кителя.
Резко пошла вниз стрелка спидометра.
Лейтенант инстинктивно подался ближе к рулю.
Сзади блеснула сталь лезвия.
Матерый с силой вдавил педаль тормоза.
Лейтенант, растопырив руки, всем телом навалился на «торпеду». Фуражка слетела с его головы. В то же мгновение Матерый, молниеносно распахнув дверцу, выбросился наружу. Нож вонзился в край клавиши звукового сигнала. Резкий, внезапный звук оглушил, по лицам милиционеров пробежала судорога ошеломления. Матерый тоже замешкался, но лишь на секунду, а потом увидел как бы все сразу: лес по обочинам, жало лезвия, плотно застрявшее в пластмассе, растерянных, торопливо соображающих гаишников, сзади — далекое желтое пятнышко приближающихся «Жигулей», пустую встречную полосу, мушку «Вальтера», — и когда он его выхватить-то успел…
Выстрел прозвучал безобидно, будто воздушный шарик лопнул. На лбу у сержанта словно раздавили клюкву. Закатились глаза, открылся рот, обнажив редкие, прокуренные зубы, и устало, как после тяжкой работы, он отвалился назад.
«Чехлы менять — точно», — рассудил Матерый, целясь в «лейтенанта». Тот громко икнул от ужаса. Рука его, потянувшаяся было за пазуху, застыла в воздухе, как бы сведенная параличом.
— Будешь вести себя хорошо, эта штука не выстрелит, — процедил Матерый, усаживаясь за руль.
Желтые «Жигули» пронеслись мимо. Проводив их хмурым взглядом, Матерый тронулся следом. «Лейтенант» дрожал, затравленно глядя на него. Шептал, как заклинание:
— Не убивай… только не…
Приметив ближайший съезд в лес, Матерый свернул с дороги. Брезгливо отпихнул потянувшиеся к рулю руки «лейтенанта», почувствовавшего, видимо, недоброе в таком маневре…
— Не дергайся, гнида…
Остановился на краю поляны, окаймленной почернелым, истаявшим снегом.
— Ну, — вновь направил пистолет на ряженого, — теперь говори — кто, что, как, почему.
— Левка это — прозвучал едва слышный ответ. — Левка. Ростовские мы…
— Ростовские, псковские… Что — Левка?! Концы резать хотел?
— Не знаю… Мы — нанятые, бойцы, я и Шило. — Он опасливо скосился на мертвеца. — Равелло послал, наш пахан. Подсобите, сказал, человеку. Он заплатит. Левка, значит. Ну, мы сюда. Свиделись. Десять кусков за тебя посулил. С монетами ты, знаю. У гаража тебя ждали, но там стремно показалось. Ну, Левка сюда нас довез, а сам в столицу подался.
— Ну, кончили бы, — равнодушно кивнул Матерый. — Дальше?
— Тачку в ельник, деньги к Левке… Он нам свои колеса оставил — неподалеку тут, в лесу… Показать?
— Не надо. Лева ждет?
— Сегодня, — с поспешной готовностью пояснил «лейтенант», не отрывая взгляда от пистолета, — в девять часов, вечером.
— Дома у себя? Предварительно вы должны позвонить?
— Не… Подъезжаем на хату, расчет и разбежались.
— А ежели без расчета?.. И привет Леве?
— Ты что! Петля! Равелло удавит… Мы ж — блатные, закон понимаем…
Матерый не удержался — фыркнул: закон! Сунул «Вальтер» за пояс.
— Помоги вытащить его, — приказал озабоченно.
Тело грузно опустилось на землю. Кровь меленько окропила прошлогоднюю ветхую листву.
— Говорил же! — причитал «лейтенант», отирая ладони о брюки. — Зачем на мокруху идти? Если бы не Равелло…
Снова — легкий хлопок. «Лейтенант» повалился на труп напарника, даже не застонав — словно в рот ему с размаха всадили кляп.
Матерый неторопливо осмотрелся. Вокруг стоял голый, тусклый весенний лес.
Перевел взгляд на трупы. Это мясо надо упаковать в багажник, после придумать, где зарыть его, затем с машиной Левкиной разобраться — от нее многое потянется… Вот же не было печали!