Кто по тебе плачет
Шрифт:
Я смотрел, я провожал их до глухой занавески леса, пока не скрылись они в серой дали. Но в этот миг я понял, осознал беду.
Мгновенно, как удар, без размышления, самим инстинктом понял, что птицы летели с юга на север. Они покидали небо левее места, где начинался день, улетая в серую пока мглу.
Значит, и вправду света в небе нет.
Я лег там же на пол и, кажется, не помню, застонал от пронизывающей холодной тверди, заскрипел зубами как зверь.
Увидел
– Поднимись, миленький, поднимись, мне тебя не поднять. Пожалуйста, ну скорей...
Она повела меня под руку, по лестнице вниз, как больного, смотрела, чтобы я не оступился, открывала для меня двери.
– Тебе надо лечь, согреться, беда какая, гадина я, во всем виновата, заездила тебя, замучила, задергала, – одним дыханьем причитала она, прижимая руку мою к себе, будто несла меня беспамятного и слабого.
– У тебя нет воды. Ляжешь в комнате... Не сопротивляйся, не спорь...
В доме она принесла воду в тазу, включила кипятильник, поставила чайник на плитку, подошла ко мне, присела, чтобы снять с меня сандалии... Да что это, в самом деле, я не ребенок...
– Не смей брыкаться, – жалобно сказала она, – я не хочу, чтобы ты умер. Не надо мне твоей показухи.
Помогла снять брезентовую робу, свитер, брюки, поставила рядом таз, от которого шел пар.
– Ставь ноги... терпи... Я на минуту выйду. Пока не вернусь, не двигайся. Терпи.
Она ушла. Я видел в окно, к оранжерее.
Ломкое томленье клонило в блаженный сон. Вернулась она через несколько минут, заварила чай, открыла постель, подала мне полотенце. На руках у нее были вспухшие пятна.
– Ложись вот сюда, – сказала она.
– Я пойду к себе.
– Никуда ты не пойдешь, и не думай.
– Постель ее была свежа и прохладна. Снова я близко видел эти руки, это лицо, вдруг ставшее несказанно родным... Она укрывала меня вторым одеялом.
– Что с твоими руками?
Губы жалобно сморщились:
– Не смогла достать... не знаю как...
– Мед? – потеряв неожиданно голос, прохрипел я.
– Мед...
– Прости меня, – сказал я.
– Пустяки.
– Прости меня, я так виноват...
– За что мне тебя простить? Это я виновата. Извела, не жалела.
– Прости меня, а то умру.
– Нет, нет... одна я виновата... не говори так... не болей, пожалуйста...
Склонилась и поцеловала меня в лоб нежными губами. Нежный туман ее близости увлек, закружил, опрокинул в зыбкий провал, но я в этот миг увидел себя в лесу, в иглах сыпучих, на хвойной постели таким же слабым и согретым ее близостью.
– Прости меня...
В плывущем сне видел себя в будке телефона.
– Звоночек мой, это я папа, слышишь меня?
В беспредельной муке угадываю, ловлю:
– Кто говорит? Я не слышу! Алё! Алё!.. Это я, Валя... только я мальчик! Я не слышу. Говорите громче! Алё! Алё...
У меня голоса больше нет. Одна удушающая накипь.
– Это я, Валя, только я мальчик... алё...
Чтобы никто не подумал, что Валя – имя девочки...
Прохладные руки на моей голове:
– Зачем ты?... Бедный мой... Довела тебя дурацкая стройка... довела. Больше не дам... я виновата... Больше не позволю, не дам...
Отошел. Отоспался. Она поила меня крепкой настойкой девясила. Не простудился. Но последствия все те же. На время оставил дневник. Исповедь не нужна тому, кто ее боится.
Привычка взяла-таки свое. Потянуло к тетрадям, записать мои немалые достижения за эти недели...
Сначала убедил ее, что бросать работу нелепо. Конец близок. Можно было ставить крышу после одного этажа, но за это нам, конечно, попадет, и отходить от налаженной схемы дилетанту совсем нелегко.
Потом ушел в работу с головой, руками, ногами, жилами, нервам ничего не оставив размышлениям и воспоминаниям.
Отмечаю в тетрадке самое главное событие, которого я так долго ждал, что не очень волновался, когда, наконец, оно свершилось.
Мною возведена крыша, флигелек на ней для выхода на крышу, пять вентиляционных кирпичных башенок. Оставлен в крыше один люк для печного дымохода. Вся крыша залита цементом, залеплена кровельными рулонами, покрыта синтетической мастикой-пластиком.
Жидкий пластик я нашел в бочках под навесом. На каждой наклеена инструкция. Там же рядом помянутый в ней вибронасос... Поднял девять бочонков на ровную плоскую крышу... Не буду записывать, как изучал насос, как устанавливал его на бочки, вытирая слезы от едких испарений. Вонючий платик на воздухе застыл и выглядит на крыше зеленым стеклом...
Закрепил ванны при двух комнатах, умывальники, унитазы и прочее. Много мороки было с патрубками, уходящими в пол и стены, хотя все трубы тут пластиковые, с резьбой на концах и муфтами для затяжки.
Ванны обложены кирпичом и облицованы рулонной плиткой. Нашлась тут голубая плитка, прилепленная к толстой бумаге... Сначала кирпич оглаживают раствором. По сухому цементу мажешь мастику, а к ней прикладываешь, постукивая, полотно из плиток. И когда мастика схватывает, бумагу отмачивают, снимают. Любуйся голубым полем...