Кто придет на «Мариине»
Шрифт:
Но Клинген думал сейчас не об этом. Дорога была долгой, и он чувствовал себя очень усталым: голова стала тяжелой и неясной, ноги и руки — будто ватные… Уж не заболел ли он? Самым скверным было то, что он испытывал какую-то подавленность. Что это? Предчувствие?
Чепуха.
Ему хотелось лечь и ни о чем не думать. Наверное, он все-таки заболел. Жары он не ощущал, но было душно, и открытые окна не помогали. Он глянул в верхнее зеркало и увидел, что Маргарет, склонив голову на спинку заднего сиденья, спит. Надо было именно в этот день, в этот последний, ответственный момент ему заболеть! Клинген уже не сомневался в том, что заболел. Но чем? У него не болело горло, вообще ничего не болело, только вот голова…
— Кажется, я заболела, — слабым голосом проговорила Эллинг и прислонилась к машине.
В это время к ним подошел Келлер. Он тоже был бледен, но голос у него, как всегда, был уверенным и сильным:
— Как вам нравится? Такого фёна [34] я не помню за всю свою жизнь! Просто будто меня подменили. Ничего не хочу, даже женщины… Хочу только, чтобы меня оставили в покое…
— Что вы сказали? Фён? — спросил Клинген.
— Ну да, фён!.. Он доходит и до более северных широт…
34
F"ohn (нем.) — сухой и теплый ветер, дующий с гор в долины. Особенности фёна обусловлены пониженным давлением. Фён часто наблюдается в Рейнской долине.
— Так это фён? — переспросил Клаус.
— Ну, конечно же. Разве вы не чувствуете? Завтра все газеты будут заполнены некрологами. Сердечники, гипертоники, самоубийцы… При фёне резко падает давление…
— Конечно же это фён! Фён — призрак, приносящий несчастья… — с облегчением проговорил Клинген.
«Что ж, это даже к лучшему», — подумал он и сказал:
— Маргарет плохо, помогите ей.
— У меня у самого такое ощущение, будто меня молотили цепами, — признался Келлер.
— Посадите Маргарет в свою машину, езжайте ко мне домой и ждите моего звонка.
— Но я должен сопровождать вас до дома Зейдлица…
— Разве вы не видите? Маргарет совсем плохо!..
Келлер и Клинген помогли Эллинг забраться в машину капитана.
На развилке, при въезде в Кельн, они разъехались в разные стороны.
Машина Клингена на большой скорости шла по набережной Рейна. Было уже около полуночи. Притормозив, Клинген свернул на мост около Кельна-Дойтца.
На мосту через Рейн скорость была ограничена. Желтые светильники освещали дорогу. Слева — железнодорожный мост, справа — знаменитый мост с одной несущей опорой.
На правом берегу Рейна было меньше огней. По сути, здесь уже начинались окраины города.
О своем состоянии Клинген больше не думал. Теперь он знал, что это — фён, и даже почувствовал себя несколько лучше. По крайней мере, страх, что он не сможет довести машину, прошел. Но голова его была такой же тяжелой и неясной, и ощущение, что все вокруг него происходит будто бы во сне, не покидало его.
Клинген свернул налево и ехал теперь по тенистой аллее. Вот и двухэтажный коттедж — дом Зейдлица.
Кроме парадного подъезда был еще покрытый желтым гравием подъезд со стороны парка. Именно по этой дороге и направил машину Клинген.
У ворот Клаус остановился. Дом был погружен в темноту. Он нажал кнопку у калитки, и сверху загорелась красная сигнальная лампочка. Чуть ниже лампочки в ограду был вделан сетчатый репродуктор. Клаус снова позвонил. Никакого ответа. «Неужели Зейдлица нет дома?..» От этой мысли Клингена даже бросило в жар. Он еще раз нажал на кнопку. Наконец в верхнем окне вспыхнул свет. Это была спальная комната самого Зейдлица. Значит, экономки не было дома.
Спустя несколько секунд в репродукторе раздался голос:
— Кто там?
— Это я, Бруно!
Репродуктор щелкнул: его выключили. Потом свет зажегся в другой комнате. Наконец внизу открылась дверь.
Клинген за это время успел отогнать машину в парк и поставил ее в кустах.
Впереди Зейдлица бежали два бульдога. Это были откормленные, специально выдрессированные собаки. Они хорошо знали Клингена. Клаус вспомнил, как в прошлый раз, перед отъездом, когда он вошел в гостиную, псы неожиданно зарычали.
— Они что, не узнали меня? — спросил Клаус.
— У тебя пистолет с собой? — поинтересовался Зейдлиц.
— Да, с собой, — признался Клинген.
— Собачки очень хорошо чуют оружейное масло. Я держу их против гангстеров, — пояснил Зейдлиц.
Действительно, гангстеризм в Кельне принял небывалые размеры. Но, конечно, Зейдлиц держал псов не только против гангстеров…
Клаус вспомнил обо всем этом сейчас потому, что в кармане у него был пистолет.
— Все благополучно? — спросил Зейдлиц.
— Не совсем.
— А где Келлер?
— Я послал его к себе домой с Маргарет…
— Пойдем в дом…
Когда они вошли в переднюю, Зейдлиц сказал:
— У меня ужасное самочувствие. Я плохо выгляжу, да?
— Ты бледен…
— Но разве только это? Сердце будто не здесь, — он тронул грудь, — а в горле, и голова… Когда-нибудь я не переживу фён.
— Давай я помогу тебе, — предложил Клинген.
— Спасибо, Клаус… Значит, не все было гладко? — спросил Зейдлиц, когда они поднялись наверх.
— Маргарет оказалась шпионкой, ты прав, а Гарвей преследовал меня всю дорогу. Около Кельна мне удалось оторваться от него.
— Просто нет сил пошевелить рукой… — пожаловался Зейдлиц. — Значит, я не ошибся тогда в своих предположениях, — сказал он, помолчав. — Я боюсь Гарвея, Клинген. У меня с ним старые счеты, еще с большой войны. До сих пор он об этом не знает, но если узнает… А ты уверен, что тебе удалось оторваться от него?
— Нет, полной уверенности у меня не было. Но что мне оставалось другое? Не ехать к тебе?