Кто рано встаёт, тот рано умрёт
Шрифт:
Глава 9
Пятница, как и положено нормальному несчастливому дню, начинается не с традиционного дремотного пробуждения, а с сумасшедшего стука в мою горизонтальную дверь. Я открываю глаза. За окнами хмурится мартовское утро, но дождя нет. Скидываю одеяло, рывком поднимаю себя с нагретой постели и ёжусь в стылом воздухе. Вот, гадство! Вчера вечером опять забыл включить на ночь обогреватель.
Дав слово позже отругать себя за неорганизованность, поспешно натягиваю одежду. Когда торопишься, вещи из вредности вступают против тебя в заговор. Так и сейчас: никак не могу найти носки, которые прячутся от меня в штанинах,
– Кто там?! Что случилось?
За дверью наступает тишина. Слышу срывающийся голос Лили:
– Вадим, вставайте скорее! У нас несчастье.
Открываю дверь, снизу на меня смотрит Лиля. Бледное лицо искажено, в глазах стоят слёзы. Она одета в домашний халат. Волосы не убраны. Руки заметно трясутся. Иллюстрация из учебника психиатрии: «женщина на грани нервного срыва».
– Лиля, успокойтесь, – говорю я негромко. – Что произошло?
Смотрю на часы. Пять минут седьмого. Тем временем Лиля немного приходит в себя, поднимается ко мне в комнату и уже более уравновешено произносит:
– Харди нашёлся. Вернее его нашли.
– Что вы хотите этим сказать?
– Толстый албанец, художник, хотел набрать себе извести на стройке в восточном крыле. Ну там, где идёт ремонт, вы же знаете, Вадим.
– Да?
– Он снял крышку с чана с известью, а в чане Харди!
Лиля снова на грани. Я наливаю воду в свою кофейную чашку и подаю ей. К утру вода в термосе совсем остыла. Лиля судорожно глотает её.
– И что случилось дальше? – задаю я вопрос всё таким же спокойным тоном.
– Албанец разбудил доктора Бахмана, они вдвоём сходили на стройку, посмотрели, а потом примчались к нам. Эрих тут же выпроводил всех подсобных рабочих, которые уже начали ежедневную уборку, закрыл ворота, позвонил в полицию, а мне велел всех жильцов собрать в столовой.
Лиля умолкает и выжидательно смотрит на меня. Я успокаивающе улыбаюсь ей.
– Что ж, всё ясно. Я сейчас приду.
– Вадим, вы понимаете, что в нашем Замке произошло убийство? Это же ужасно!
Молчу. А что тут скажешь? Предчувствие беды меня не обмануло. Потрясённая женщина уходит. Я на минутку сажусь к столу, чтобы собрать вместе разбежавшиеся мысли. Любопытно, почему убийца любезно не оставил труп на видном месте, а утопил Харди в чане с известью? Машинально постукиваю пальцами по столешнице. На моём тайном языке это означает:»?!».
Когда я добираюсь до столовой, под её низкими сводами собрались уже практически все. Этим утром никаких «халло!», «хай!», «сервус!», «грюсс готт!», «привет!» Густой табачный дым заполняет помещение. Это Урсула в зелёной майке курит в углу вместе с Селиной и Понтип. Женщины собрались в кучку и испуганно шепчутся. Баклажан в своём экзотическом балахоне тоже топчется рядом с ними. Бахман в одиночестве сидит у камина и во всю пыхает трубкой. В это серое утро руководитель студии кажется мне ещё более измождённым, чем раньше. Если дело пойдёт так и дальше, то он скоро высохнет до состояния мумии.
Оглядываю остальных. Никс нервно облизывает опухшую губу возле Мари, которая замерла на стуле, уставившись на камин. Плешивый Кельвин устроился подальше от остальных. Его лицо брюзги застыло. Зато смуглая физиономия Почемутто непрерывно меняется. Итальянца переполняют эмоции. Забыв от волнения немецкий язык, он непрерывно говорит на родном певучем наречии, бурно жестикулируя. Полусонный Эдик сочувственно кивает, не понимая ни слова. Хитрые глазки Кокоса перебегают с одного лица на другое. Толстый албанец тоже держит в руке зажжённую сигарету, хотя раньше я не замечал, чтобы он курил. Один Круглый Ын невозмутим.
– А где Эрих? – спрашиваю я Лилю, бегающую с посудой из кухни в столовую и обратно.
– Эрих ждёт полицию у ворот, а Алинка ещё спит. Разбужу её через полчаса и сразу уведу в садик.
Несмотря на окружающие нас толстенные стены старинной кладки, в столовую доносятся полицейские сирены, приближающиеся к Замку. Все напряжённо прислушиваются. Через минуту тревожные сирены умолкают, значит стражи порядка прибыли на место преступления.
Мы ждём ещё минут пятнадцать. Видимо, за это время полицейские вместе с управляющим побывали в восточном крыле и убедились, что вызов не ложный. И вот, наконец, в столовой появляется Закон. Первым, нагнув голову, в низкую дверь входит настоящий великан в штатском костюме со злым багровым лицом, бородавкой на носу и колючими глазками. Наверное, при виде такого верзилы крысы разбегаются с испуганным писком по норам, а пауки побыстрее закутываются в свои паутины. В одной руке гигант держит портфель, другой сжимает ключи от автомобиля. За великаном следует Эрих, за управляющим – несколько мужчин и женщин в плохо сидящей жёлто-зелёной униформе.
– Меня зовут инспектор криминальной полиции Дирк Сквортцоф, – басит верзила, угрожающе сверля нас глазками. – Теперь ваша очередь, дамы и господа.
В отличие от рыхлых добродушных полицаев из немецких сериалов инспектор Сквортцоф прям и прочен, словно рельс, да ещё свиреп, как невыспавшийся крокодил.
Эрих представляет инспектору присутствующих. Услышав, что в Замке собралась вся художественная элита Нашего Городка, Сквортцоф оживляется:
– О, художники?! По-моему, это самые главные бездельники. Вся эта братия: художники, артисты, музыканты – просто тунеядцы. Как и цыгане.
– А писатели? – робко подаю я голос.
Громадный инспектор пренебрежительно смотрит на меня, как искушённый грибник на мелкую червивую свинушку, и безапелляционно изрекает:
– И писатели тоже!
Пообщавшись со Сквортцофым, я теперь знаю, каким быть нельзя. С таким характером только казни смотреть. Честно признаюсь, что с полицией Нашего Городка дел я имел мало. Одно время был знаком с неприятным комиссаром Крюклем (но тот уже на пенсии) и продолжаю водить знакомство с действующим комиссаром Улем. Должен ответственно заявить, что хороших детей приносят аисты, но Хеннинга Крюкля, похоже, приволокли злые пингвины. А вот комиссар Уль вполне себе ничего. Интерпол! Это, пожалуй, все мои связи с местными правоохранительными органами.
К месту вспоминаю Маринин рассказ о том, как её престарелая мама однажды села не на тот автобус. Проехав несколько остановок, старушка поняла, что заблудилась. Она вышла на незнакомой улице, села на лавочку и заплакала. Какая-то женщина попыталась узнать у неё, что случилось, но Маринина мама не смогла ничего объяснить. По-немецки старушка почти не говорила. Тогда женщина позвонила в полицию. Наряд примчался очень быстро, тут же по удостоверению личности определил место жительства потерявшейся мамы и на полицейской машине с мигающими маячками, включенной сиреной и комфортом доставил её домой.