Кто съел кенгуру?
Шрифт:
Но кое-что я узнал точно. Бродячие собаки, оказывается, шастают по зоопарку ночью сворой. Хоть и пугливы, все же могли кенгуру-то задрать. Или одна из них. В вольере следы ведь только одной собаки были. Вон как они за мной шли. А вожак чуть не бросился. Правда, хвост поджал, едва я в него фонариком запустил (жалко фонарик), но кенгуру были далеко не самые крупные, немногим больше кролика — васаби называются. Такого кенгуру и фокстерьер задавить может, а этот пес уличный, что на меня наступал, не меньше боксера был.
Гораздо больше я неожиданно узнал из разговора с Димой. Оказывается, Валерка врет. Никакие
В любом случае кто-то из них врет, а вот кто, надо выяснить. Значит, настало время сходить в гости к Валерке еще раз.
Но что еще страннее, так это Димкина фотография. Оказывается, его очень волнует вопрос: где и у кого его фото? Вон как задергался, на меня даже бросился. И что значило его восклицание: «Мне за нее…» Чего ему за нее? Деньги обещали заплатить или по шее дать? Непонятно. Димка по-прежнему состоял из одних загадок. И что он делал в зоопарке, я опять не узнал. Плохой из меня сыщик. Бездарный. Не лучше «доктора Ватсона».
Последнее признание стало для меня итогом трудной ночи и нелегкого дня. Обидно. Еще я вспомнил, что не позвонил сегодня Светке и в выходные с ней не общался. Но звонить уже было поздно, мой электрический будильник высвечивал на табло единицу с тремя нулями. Один до нее и два после. Час ночи. Теперь и Светка обидится. Не знаю даже, придет она завтра на заседание КЮБЗа или еще болеет. «Приду вот завтра в зоопарк, — думал я, — и Светки там не будет, и школьную дискотеку пропущу». Но идти все равно было надо, хотя бы для того, чтобы с Валеркой там встретиться. От всего этого я расстроился окончательно.
С такими мыслями ложиться спать не очень весело. Чтобы немного успокоиться, я включил тихонько магнитофон. Поставил старенькую запись альбома группы «Pink Floid» — «Wich we are here». Слушая эту задумчивую красивую музыку, я долго при свете ночника разглядывал фотографию, где мы со Светкой стоим в компании с тем же удавом, что так дружески обнимал на другом снимке плечи Димки Кокошина.
ГЛАВА XIII Экзамены перед восьмым марта
В школе стоял очередной праздничный сумбур. Все дарили девчонкам, учительницам, Майе Михайловне и другим женщинам нашей школы цветы, коробки конфет, открытки. Уроков, по сути, вовсе не было, после третьего уже все должно было закончиться, а после пятого начиналась дискотека. Но и эти три превратились в сплошные поздравления. Я принес букет цветов Людмиле Николаевне и Майе Михайловне тоже, по строжайшему наставлению мамы (цветы, конечно, она покупала). После этого у меня еще остались три гвоздики для девчонок из класса. Я их внес в общий фонд, но одну лично поднес Наташке Швецовой за все хорошее. Наталия покраснела ужасно, когда я дарил ей цветок. Подскочивший сбоку Шмелев театрально захлопал в ладоши, но я так на него зыркнул, что он поскорее убрался за спины одноклассников.
Спешить мне еще было некуда. До начала дискотеки я торчал в школе. Помогал выносить лишние стулья из актового зала, устанавливать аппаратуру, показывал, где что записано на тех
Жаль, что я не умею танцевать. До этой дискотеки мне казалось, что я и не люблю танцевать. А тут, когда грохнула из динамиков классная музыка, и я увидел, как танцуют многие из наших, особенно здорово девчонки, мне самому захотелось. Но я боялся опозориться. Так что лучше для меня было сидеть в углу с Сашкой Бирюковым, который, хоть и был в душе металлистом, но дергаться тоже не умел и стеснялся.
Все бы так и прошло тихо и спокойно, отсидел бы я свои положенные полчаса и пошел бы к Светке, если бы на сцену, где стояла аппаратура, не вылез расфранченный до ужаса наш завуч Владимир Валентинович, не отобрал микрофон у дискжокея Егора Попова и не объявил бы белый танец. Сразу вслед за его выступлением зазвучала тягучая блюзовая мелодия, и, прежде чем я услышал первый вскрик вокалиста, передо мной возникла Наташка Швецова в удушливом облаке французской парфюмерии.
Я понял, что отказаться от танца было бы большим позором, чем показать свое неумение. Пришлось вставать и идти топтаться с Наташкой среди других пар, которых танцевало совсем не так уж и много.
Наташка положила мне руки на плечи и пришлось мне взять ее за талию. Мы оказались совсем близко друг к другу. Я знаю, что в таких случаях полагается что-то говорить той, с кем танцуешь, и, если бы Наташка была Светкой, у меня не было бы никаких проблем. Но что мне шептать на ухо Наташке, я никак не мог придумать и топтался с самой глупой рожей, стараясь сохранять невозмутимость.
— Что же ты молчишь? — спросила вдруг она.
— А что говорить-то? — вот и все, что я придумал.
— Не знаю, — сказала Наташка и наклонила голову, ее лоб коснулся моего плеча, и волосы защекотали шею. Дыхание у меня перехватило. Было неловко и приятно одновременно.
Я молчал. Наташка тоже ничего не говорила, а чертов тягучий блюз все продолжался. Я не знал, кто это поет. По голосу понял, что не негр. Но пел хорошо, хоть и хуже Роберта Планта в его лучшие годы.
— Ты не знаешь, кто это поет? — наконец я нашел хоть какую-то удобоваримую фразу.
— Нет, — тихо ответила Наташка.
Больше мне ничего так и не пришло в голову, и мы еще долго танцевали в полном молчании.
— Спасибо, — сказала она, когда окончилась музыка.
Я опустил руки и неловко стал поворачиваться, чтобы уйти к своему месту возле Бирюка.
— И за гвоздику спасибо, — поспешно добавила Наташка. Я улыбнулся и поспешил скрыться, смешавшись в жиденькой в данный момент толпой.
Вновь рявкнул удалой рок, народ повскакал со своих мест, я облегченно вздохнул и направился к Бирюкову.
Сашка сидел в углу зала совсем уже заскучавший.
— Потанцевал? — спросил он меня.
— Потанцевал, — ответил я, опускаясь с ним рядом. Пару минут я приходил в себя, а потом глянул на часы. Мне уже можно было и уходить. Я поднял голову и увидел синее Наташкино платье с серебряными блестками. Она явно пробиралась среди потных, ритмично колеблющихся тел в мою сторону. Я вскочил, хлопнул по плечу Сашку, сказал: