Кто следующий?
Шрифт:
— Стимуляторы?
— Амфитамин. Возьми одну.
— Что-то не хочется.
В армии Алвин бросил колоться героином и с тех пор не прикасался ни к наркотикам, ни к другим медикаментам; он испытывал к ним отвращение и боялся опять сесть на иглу.
Стурка проводил Марио и Пегги до дверей. Алвин слышал, как захлопнулись дверцы машины, завелся мотор, и они отъехали от мотеля.
Сезар вытаскивал баночки из наборов театрального грима, которые они купили неделю назад в Нью-Йорке. Они заготовили еще кое-что: пластмассовые подкладки, засунув которые за щеки, можно было сильно изменить форму лица; парики и шиньоны для изменения прически; краску, чтобы поменять оттенок бровей
Пара подкладок, густые прокуренные серые усы и пегий шиньон в мелких кудряшках состарили Алвина лет на двадцать.
Сезар сказал:
— П о мни, что ходить надо слегка ссутулившись.
В парике и очках, с наложенным гримом Сезар уже не был похож на загорелого бандита, а скорее на бизнесмена средних лет. Стурка же выбрал себе курчавый коричневый парик и аккуратно подстриженную бородку, и в результате принял аскетический вид.
— Теперь идем.
Снаружи воздух был насыщен выхлопами машин, непрерывной лентой идущих по двадцать второму маршруту в сторону города и Ньюаркского аэропорта. На площадке для автомобилей перед мотелем было оживленно: слышалось хлопанье дверей машин; толкаясь, люди укладывали грузы в багажники; дети возбужденно бегали; продавцы выезжали на запруженную автомобилями магистраль. Небо хмурилось, что предвещало после тумана ясный день к северо-востоку от Нью-Джерси.
СРЕДА, 5 ЯНВАРЯ
14:15, восточное стандартное время.
Лайм вышел из кабинета Саттертвайта в Белом доме в мрачном настроении и, поймав такси, отправился в управление полиции.
Он был еще под впечатлением этого ужасного официального ленча в кабинете сардонического главного советника президента по безопасности, который проходил под высокопарные рассуждения Саттертвайта о целях и средствах в политике. Всю дорогу в такси Лайм полулежал, откинув голову на мягкую спинку, закрыв глаза и держа в зубах незажженную сигарету; в его сонной голове Проносились эротические видения Бев Рейланд.
— Эй, приехали.
Он заплатил кэбби [7] и вышел из машины. День был солнечный и не такой холодный, как перед этим. Лайм задрал вверх голову и посмотрел, нет ли в небе следов инверсии самолетов, продолжая думать о Бев. Ей всегда удавалось настоять на своем без показной аффектации: ей было тридцать четыре, разведенная, женственная, работала административным помощником спикера палаты представителей Милтона Люка. Он посмотрел на часы. В этот момент она, наверное, диктует ответные письма Люка избирателям. «Дорогой господин Смит. Благодарю Вас за Ваше письмо от 2 января. Относительно вашего запроса…» Днем она не тратила времени даром, вечером была вялой, в обоих случаях строго держала себя в определенных рамках, и Лайм завидовал ей.
7
Кэбби — наименование таксистов в Америке.
Репортеры уже знали его. Они устроили засаду в коридоре; казалось, что их одежда пропиталась копотью и плесенью, которыми были покрыты стены. Лайм провел в воздухе ладонями, и, когда их выкрики стихли и перешли в бормотание, сказал:
— Никаких комментариев — и вы можете ссылаться на меня. — Он прошел мимо них на лестницу через дверь, охраняемую полицейскими.
Наверху следователь ФБР вел допрос; допрашиваемой была Сандра Уолберг. В углу сидел со скучающим видом молодой адвокат из конторы Хардинга. Он выглядел как все ученики Хардинга — косматый, беспокойный защитник правды. Хардинг снискал дурную славу, побуждая своих клиентов нарушать порядок на суде буйными высказываниями.
Лайм пересек комнату и сел справа от следователя — так чтобы свет от окна не падал ему в глаза, мешая смотреть на девушку. Когда он опускался на стул, следователь приветствовал его кивком головы; защитник никак не отреагировал, а Сандра один раз бросила на него взгляд. Это была хрупкая девушка, и природа явно поскупилась на ее лицо, но весь ее вид выражал угрюмое сопротивление. Следователь ФБР был молод, въедлив и хорошо знал свое дело. Его вопросы были логичны и неотразимы. Он говорил осторожным тоном, скрывая недоброжелательность. Конечно, все это было безуспешно — Сандра не говорила ничего. Никто из них не говорил. Было лишь несколько замечаний со стороны арестованных — особенно Боба Уолберга, который казался более нервным, чем остальные. «Некоторые перемены в Капитолии!» — выкрикнул он с усмешкой и поднятым сжатым кулаком. «Вперед!» Но молодой адвокат всегда успевал прервать эти выпады, заставляя его замолчать: «Все в порядке, мой милый, не горячись».
Клиенты Хардинга должны были понести наказание, и государство не могло всерьез играть в милосердие, так же как и Хардинг не мог не знать, что любые посулы будут нарушены.
Хардинг вел это дело, полностью сознавая, что никакое чудо не позволит ему спасти своих клиентов от палача. Но если кто-либо и получал при этом выгоду, то это был сам Хардинг: защищая террористов, он укреплял свое положение рупора левых радикалов. Впоследствии он сможет прийти к своим соратникам и сказать им: я — лучший в своем роде — заседал в суде и потерпел поражение от продажной и жестокой системы; поэтому прибегните лучше к насилию, которое я всегда поддерживал, потому что я только что показал вам, что все остальное бесполезно. Лайм презирал хардингов: они будут бороться до самой последней капли крови своих последователей.
Нужно было пройти через эту бессмыслицу. Все это являлось притворством и чепухой, все, включая Хардинга, знали это. Но арестованных поодиночке приводили сюда и весь день вежливо задавали им вопросы, всегда в присутствии адвоката, всегда с оговорками, что арестованный не обязан говорить ни одного слова.
Вечером арестованных возвращали в одиночные камеры, и адвокаты отправлялись домой. Потом, после ужина, их снова вытаскивали, тайно помещали в камеры для допросов и обрабатывали их без адвокатов и без перечисления их прав. Это делалось потому, что этого требовала обстановка: до тех пор, пока ты не проследишь дело до самых корней, у тебя не будет ни малейшего представления о том, насколько велика опасность. Ты должен найти Стурку и отыскать того, кто его направляет; и может быть, способ найти Стурку заключался в том, чтобы выведать о нем у этих арестованных.
Были использованы нормальные средства воздействия, которые дали минимальный эффект, поэтому прибегли к наркотикам. До сих пор результаты были ничтожны, но сегодня вечером они могли оказаться более обнадеживающими. Тем временем арестованные каждое утро жаловались своим адвокатам на ночные допросы, а следователи самым серьезным тоном отвечали, что либо это приснилось заключенным, либо они злонамеренно лгали. Государство могло представить в изобилии надежных свидетелей, которые бы показали, что арестованных не беспокоили и что они всю ночь пролежали в своих камерах. Государство могло также представить врачей, которые засвидетельствовали бы, что арестованным не давали наркотиков. Эти радикалы, подумал Лайм, сами выдумали фашистское полицейское государство и сами создали его.