Кто следующий?
Шрифт:
Фэрли не пытался возражать; страх булькал у него в желудке, и он не был готов к обсуждению вопросов подобного рода.
— Мы хотим, чтобы ты произнес для нас эту маленькую речь своим естественным голосом. В магнитофон.
Фэрли продолжал есть. Селим был очень спокоен:
— Понимаешь, мы считаем, что самая большая трудность, с которой сталкиваются народы во всем мире, заключается в том, что те, кто у власти, просто их не слышат — или, в лучшем случае, слышат только то, что хотят услышать.
— Своих слушателей вы захватываете
— Наоборот. Я хочу, чтобы ты помог нам перевоспитать мир.
— Благодарю вас, но я не так часто отправляю свои мозги в стирку.
— Восхитительное чувство юмора. Ты храбрый человек.
Селим просунул руку в глубь своих широких одежд, вытащил сложенную бумагу и протянул ее к свету. Фэрли взял ее. Текст был напечатан на машинке через один интервал.
— Ты прочитаешь это точно так, как написано, без редактирования, поправок и отступлений.
Фэрли прочитал написанное. Его губы крепко сжались, воздух с шумом выходил через нос.
— Понятно.
— Да, вполне.
— А после того, как я подчинюсь вашим инструкциям?
— Мы не собираемся убивать тебя.
— И в это можно верить?
— Фэрли, мертвый ты для нас бесполезен. Я понимаю, что не могу доказать это тебе. Однако это так.
— Вы же не думаете в самом деле, что Вашингтон согласится на эти требования?
— Почему бы и нет? Это очень дешевая цена за твое возвращение в целости и сохранности. — Селим подался вперед. — Поставь себя на место Брюстера. Ты бы сделал это. Так же поступит и он. Живей, Фэрли, не тяни время. Ты прекрасно понимаешь, что именно сейчас время стоит жизни.
Фэрли посмотрел на последнюю строчку напечатанного текста речи.
— «Инструкции будут переданы». Какие инструкции? Вам не удастся успешно провести это, вы знаете.
— Мы уже провели это, не так ли, Фэрли? — В голосе послышалось скрытое самодовольство.
Фэрли попытался разглядеть лицо за поднятой в руке лампой. Он не смог увидеть ничего, кроме смутных очертаний головы Селима, завернутой в полотно. Рука Фэрли потянулась к столу и ухватилась за его край; кончиками пальцев он дотронулся до бумаги и оттолкнул ее в сторону.
— Ты отказываешься?
— Предположим, что да.
— Тогда мы сломаем один из твоих пальцев и попросим тебя еще раз.
— Мне нельзя «промыть мозги».
— Неужели? Допустим, я оставлю это на свое усмотрение. Ты, вероятно, решил, что твоя собственная жизнь принадлежит тебе. Я не могу за это поручиться. Какую боль ты сможешь выдержать?
Фэрли опустил лицо в ладони, чтобы скрыться от тяжелого слепящего света. Он слышал спокойные рассуждения Селима.
— Жизнь каждого из нас, сама по себе, не имеет никакого значения для других, даже для нас самих. С другой стороны, твое существование важно для очень многих людей. Ты имеешь перед ними обязательства, так же как и перед собой, — голос Селима понизился до едва слышного.
Фэрли, съежившись, сидел без движения, поставленный перед выбором решения, которое должно сохранить его жизнь. Второстепенные вопросы о личном мужестве ушли на второй план; сейчас надо было решить, что Важнее, суть в этом. Если ты поддерживаешь какие-либо взгляды, ты должен показать, что ты умеешь их отстаивать. Ты не можешь позволить себе произнести слова, которые делают твои убеждения смехотворными. Даже если никто из тех, кто услышит их, ни на секунду не поверит, что ты сделал такое заявление без принуждения.
Он придвинул напечатанный текст к свету и прищурился от ослепительного блеска.
— «Они должны быть освобождены и переданы в надежное убежище». Убежище где? Ни одна страна в мире не примет их.
— Пусть это будет нашей проблемой. Неужели у тебя недостаточно своих?
Селим слегка отодвинул свет, убрал с его глаз. Фэрли покачал головой:
— «Фашистские подонки», «белая либеральная свинья», «расисты империалисты». Дешевые пропагандистские лозунги, которые ничего не значат. Этот документ будет истолкован как вещание из Пекина.
— Я не просил тебя толковать его. Просто прочитай это.
Фэрли взглянул на тени за кругом света.
— Дело в том, что я занимаю определенное положение в этом мире и, вы понимаете, живой или мертвый я продолжаю представлять это положение. Человек с таким положением не может произнести подобные слова.
— Даже если они правильные?
— Они неправильные.
— Итак, ты отказываешься.
Он предпочел бы, чтобы его глаза могли встретить взгляд Селима, но из-за света это было невозможно.
— При наличии времени мы можем заставить тебя сделать это.
— Возможно. Но я думаю, я достаточно упрям.
— Для этого существуют наркотики.
— Боюсь, мой голос должен звучать естественно.
Некоторое время Селим сидел молча. Фэрли чувствовал себя опустошенным и подавленным. Возможно, отказ будет стоить ему жизни. У него не было сил спокойно принять это. Послышался очень мягкий голос.
— Чего ты хочешь, Фэрли?
— Чего яхочу?
— Давай выслушаем твою сторону — а вдруг мы можем заключить сделку. Какова твоя цена?
— Меня нельзя купить, вам это известно. Человек с моим положением лишен роскоши позволить себя купить.
— Я аплодирую твоему мужеству. Но должна же быть какая-то основа для обсуждения.
— Конечно, она есть. — Он почувствовал безответственное легкомыслие. — Согласитесь отпустить меня.
— И если я это сделаю? — Селим поднял свет, он бил Прямо в глаза. — Ты знаешь, чего мыхотим, не правда ли?