Кто следующий?
Шрифт:
Одной из перспектив президентства, ужасавших Этриджа, являлось то, что всякий раз, когда ему понадобится что-либо предпринять, нужно будет иметь дело с председателем сенатского комитета по ассигнованиям. Как вообще можно было иметь дело с человеком, до сих пор способным на фразы типа «затаившиеся розовые» и «интернациональный тайный коммунистический заговор»? Холландер был жестким, безоговорочным консерватором, несмотря на свою принадлежность к партии демократов; все противоречия в мире он рассматривал как тривиальный конфликтна уровне игры в ковбоев и индейцев, и каждый, кто отрицал эту простую истину, оказывался коммунистом, пытавшимся внушить честным людям ощущение ложной безопасности.
Холландер преследовал тех своих избирателей-фермеров,
Холландер в сенате был продуктом прогнившей системы старшинства, системы, которую Клиффорд Фэрли не мог не реформировать. Без Фэрли импульс нарождавшихся реформ угас бы; Этридж не мог нести его, он знал это, и такая мысль сильно угнетала его.
И все же через каких-нибудь шесть дней он может быть приведен к присяге. Обыкновенный человек, которого обстоятельства заставили принять необыкновенный вызов, — таким Этридж представил себя на вчерашнем неофициальном брифинге для прессы; фактически, он и сам так считал.
Он говорил со спокойной прямотой. В целом, ему нравились репортеры, и это было закономерно: тому, кто любит говорить, всегда нравятся те, чьим делом является слушать. В течение часа он по-дружески беседовал с пресс-корпусом Белого дома. И под конец, именно под конец, чтобы произвести должное впечатление, медленно и тщательно выбирая слова, он произнес:
— Теперь вы можете записывать — для немедленного опубликования. Как вы знаете, во всем мире правительства сотрудничают и делают все возможное, чтобы немедленно вернуть Клиффа Фэрли. Но все мы должны быть готовы к тому варианту, что к моменту инаугурации избранный президент не будет вызволен. В таком случае, разумеется, я буду приведен к присяге как временный президент до того, как вернется Клиффорд Фэрли. При этом я буду обязан предпринять определенные шаги в соответствии с Конституцией. Во второй части Двадцать пятой поправки к Конституции указано, что президент должен назначить кого-нибудь для замещения вакансии, если таковая имеется, в должности вице-президента. Это назначение должно пройти затем утверждение обеими палатами конгресса.
Он завладел всеобщим вниманием: они видели, к чему клонится дело. Выдержав небольшую паузу, в полной тишине он продолжал:
— Мы все надеемся, что в этом не окажется необходимости; мы все надеемся на то, что Клиффорд Фэрли войдет в обязанности президента в назначенное время. Но на тот случай, если наши надежды не осуществятся, я попросил одного прекрасного американца принять назначение вице-президента. Он согласился, и я буду просить, чтобы первым решением конгресса после моей инаугурации было утверждение этого назначения. Я полагаю, большинство из вас уже знает, что этим человеком является конгрессмен Эндрю Би от Калифорнии.
Это не было новостью для репортеров, но теперь прозвучало официальное подтверждение. Ранее Этридж уже проинформировал лидеров обеих палат, и эта информация начала с неизбежностью распространяться. Но публичное заявление Этриджа должно было опередить любые выпады оппозиции с обвинениями в том, что он пытается секретно, за закрытыми дверями провести свое назначение.
В первую очередь требовалось получить поддержку лидеров большинства в обеих палатах. Оба они были демократами. Этридж и Би являлись республиканцами, но не имело смысла надеяться, что президент-республиканец возьмет к себе в вице-президенты демократа. И все же Этридж принимал должность будучи в оппозиции конгрессу, и он должен был правильно сделать первый шаг. Назначение Би разыгрывалось в строгом соответствии с правилами. Публике это могло не понравиться: казалось, что заявление, выглядевшее как преждевременное, несет в себе неуважение к Клиффу Фэрли. Но конгрессу нужно время, чтобы рассмотреть предложенное назначение, и, что более существенно, конгресс не мог допустить даже видимости того, что поспешная самонадеянность того, кто должен стать президентом, в последнюю минуту обеспечит его согласие.
Когда Би принял предложение, первое, что сделал Этридж, — посоветовался с президентом Брюстером. Этот шаг означал больше, чем простую вежливость; если Брюстер одобрит назначение, он будет содействовать его утверждению. Спикер палаты представителей Милтон Люк был в кармане у президента; лидеры большинства принадлежали к демократической партии, и следовало ожидать, что они поддержат Брюстера. А сам Брюстер, кажется, хотел поддержать выбор Этриджа.
Заявление Этриджа накануне вечером нашло значительный отклик в прессе, но оно не привлекло внимания публики; как и следовало ожидать, у всех на уме было похищение Фэрли. На Вашингтон обрушился самый щедрый за всю историю поток телеграмм; в каждой предлагался определенный ответ на вопрос, должны ли Соединенные Штаты согласиться с требованиями похитителей.
Левые хотели получить обратно Фэрли и не рисковать его жизнью; правые требовали раз и навсегда разделаться с радикалами.
Фицрой Грант, лидер республиканцев в сенате, объявил, что нация ни при каких обстоятельствах не может позволить себе уступить вымогательству и угрозам со стороны террористов. Грант заклинал администрацию, чтобы она дала понять похитителям, что все необъятные ресурсы самых мощных в мире полиций и армий будут использованы, чтобы загнать их в угол. Поэтому единственным условием смягчить вину, уменьшить наказание и избежать полной дискредитации всех левых движений в мире является немедленное и безусловное освобождение Фэрли.
Демократ Уэнди Холландер, представляющий самое дикое, крайне правое крыло, почти непрерывно извергал серию призывов: Вашингтон должен обложить каждого революционера-радикала в стране и начать ежедневную расправу с ними крупными партиями до тех пор, пока Фэрли не будет освобожден.
В предложениях Холландера звучала бесхитростная практичность, которая находила отклик среди сторонников Берга: за спиной Холландера стеной стояло графство Орэндис, в отличие от его родного Кентукки.
Эндрю Би и его умеренно-либеральные сторонники в обеих палатах публично выражали бёспокойство по поводу бряцания оружием в лагере Холландера. За этими предложениями ощущался призрак нацистских репрессий. Даже такие убежденные консерваторы, как Фиц Грант, дезавуировали кровожадные призывы Холландера, но тот пользовался жутковатой поддержкой таких людей, как председатель комитета конгресса по Вооруженным силам Уэбб Брекениэр и директор ФБР Клайд Шенкланд, в бытность свою протеже самого Гувера.
Би и другие либералы напоминали публике, что пост президента имеет большее значение, чем соображения возмездия и расправы. На карту поставлена жизнь избранного президента. Если взвесить все обстоятельства, то перевешивают доводы за спасение жизни Клиффа Фэрли; как поступить затем с семью фанатиками на процессе в Вашингтоне, с похитителями и со всем радикальным революционным движением должно быть предметом дальнейших решений.
Как левые, так и правые использовали силу здравого смысла и логики для поддержки выводов, основанных на эмоциях. Для либералов главным мотивом было сострадание, для правых — негодование. Как и всегда, Этридж понимал обе стороны: он одновременно переживал и сострадание и гнев. В конце концов он принял решение под влиянием той же мысли, что владела им и раньше: если удастся вернуть Фэрли живым, то это даст Вашингтону беспрецедентный шанс провести реформы, которые могли бы восстановить стабильную демократию и предотвратить подобные события в будущем.