Кто следующий?
Шрифт:
— И каким образом я должен это сделать?
— Черт, меня это не волнует. Поставь его во главе батальона ударных сил, ему такое должно понравиться.
Президент проявлял раздражение. После некоторой паузы Саттертвайт произнес:
— Вы собираетесь форсировать введение, войск в город, сэр?
— Да.
— Я не думаю, что в этом есть необходимость.
— В таком случае ты ошибаешься.
— ФБР накрыло их всех. Никого из них не осталось, у нас достоверная информация.
— Нам уже говорили это. Но дело в другом. Мы должны продемонстрировать
— Да, сэр. Но нам лучше держать их в узде.
— Давай больше беспокоиться о том, чтобы держать в узде помешанных, Билл. — И президент повесил трубку.
Сеть все еще не была заброшена; облавы не проводились, но на этот раз уже ничто не могло остановить давление на администрацию. Милтон Люк, конгрессмены Джетро, Вуд и их жены были мертвы.
Саттертвайт прислушался к вою сирен и грохоту армейских грузовиков, двигающихся по улицам. Когда он подошел к окну, он увидел бронированный лимузин, едущий по Пенсильвания-авеню в окружении джипов, в которых стояли солдаты с винтовками и автоматами, направленными на тротуары и окна; судя по их виду, они были готовы стрелять в любого, кто пошевелится.
Он не знал, кто находится в лимузине; это мог быть кто угодно. Те, кто вообще передвигался, ездили как колониальные чиновники, путешествующие по охваченным восстанием районам джунглей. Городу казалось, что он в состоянии осады, и возможно, это было то же самое, как если бы он и в самом деле был осажден. Армия реагировала с раздражением лабораторной крысы, которую посадили в лабиринт без выхода: все были вооружены до зубов, лишь не было мишеней.
В глазах Саттертвайта стояла боль. Он отвернулся от окна, но мимо проехала еще одна сирена, может быть, не громче остальных, но он реагировал на нее будто на скрип ногтя по школьной доске — невольно вздрогнул. Он вернулся в коридор и вошел в штабную комнату, отыскал там Клайда Шенкланда и громко, перекрывая шум, сказал:
— Я должен идти в Белый дом. У вас есть что-нибудь новое для меня?
Директор ФБР прижимал к уху микрофон:
— Скажите, чтобы он продолжал. Поддерживайте связь.
Он опустил телефонную трубку и посмотрел на Саттертвайта. В левой руке Шенкланд держал карандаш, постукивая его кончиком по столу, словно хотел пробить дырку в поверхности.
— Мы отследили Рауля Риву до отеля «Каир». Разумеется, он не использовал это имя. Но жил он там. У него было только два посетителя — двое парней, одни и те же, несколько раз заходили к нему за последние несколько дней.
— Те двое, что были с ним прошлой ночью?
— Да. Харрисон и тот, который умер, Кавана.
— Ну, это то, что сказал Харрисон.
— Я не собираюсь сколько-нибудь верить этому сукиному сыну.
— Но все подтверждает его показания, не так ли? — Он заявил это Шенкланду с вызовом, но Шенкланд только пожал плечами.
Саттертвайт с раздражением произнес:
— Вы прислушиваетесь к слухам. А вам следует быть осведомленным лучше других людей.
— Каким слухам?
— Об огромной подпольной организации.
Шенкланд ответил своим ровным строгим гнусавым голосом:
— Мистер Саттертвайт, мы полагали, что взяли их всех в первый раз, и оказалось, что мы ошибались.
— Вы все еще считаете, что они продолжают выходить из подполья в неограниченном количестве, чтобы пополнить свои ряды?
— Я всего лишь повторяю вам то, что сказал на Совете безопасности час назад. Пока мы не будем располагать надежной, лишенной всяких домыслов информацией, подтверждающей то, что говорит Харрисон, я вынужден официально настаивать на всеобщих чрезвычайных мерах.
Такой манеры разговаривать Шенкланд придерживался всегда. Он был создан в точности по образу и подобию Гувера. Саттертвайт спросил:
— Что еще вы можете передать президенту?
— У них оставалось еще три бомбы. Невзорванные, на заднем сиденье «Шевроле».
— Есть соображения, для кого они предназначались?
— Харрисон говорит, что были разные варианты. Они планировали нападение на первых попавшихся — они обдумали способы покушения на восемь или девять государственных деятелей на окраине Вашингтона.
— Харрисон, — сказал Саттертвайт. — Сможет ли он выкарабкаться?
— Нет, была бы на то моя воля.
— Проклятье, он нам нужен живым. Если он умрет, у нас так и не будет возможности доказать, что дело на этом закончено.
— В любом случае, кто поверит ему? Если он выживет, вы в первую очередь будете вынуждены просто сдерживать толпу линчевателей. Я бы хотел, чтобы он без промедления откинул копыта.
— Дело в том, что он хочет давать показания.
— Показания? Ему хочется покрасоваться.Он знает, что у него нет никакой возможности вывернуться. Он мертвец, его всего лишь еще не казнили. Видимо, он думает, что чем больше будет делать вид, что сотрудничает с наци, тем дольше мы будем сохранять ему жизнь, даже если мы будем просто продолжать поддерживать его медицинскими средствами. Или, может, он хочет, чтобы все знали, какие они были умные. Может, он пытается подыскать себе место в книгах по истории.
— И все же я хочу знать, каковы его шансы.
— Я думаю, они его заштопают. У него в животе пара пуль тридцать восьмого калибра.
По пути из комнаты Саттертвайт почувствовал нарастающее чувство тревоги. Если слухи смогли попасть в эту комнату, они могли проникнуть всюду. Надежных фактов не хватало, события выходили за рамки повседневности, и ничто не вызывает в людях больший ужас, чем двусмысленные неопределенности, которые непосредственно отражаются на их жизни.
Поползли слухи, что существует гигантское международное движение, имеющее целью свалить американское правительство. Его корни находятся на Кубе, в Пекине или в Москве. Это было порождением ума злых гениев — Кастро, Чжоу Энь-Лая, Косыгина; оно либо вдохновляется, либо возглавляется коммунистами, а может, и то и другое. Короче говоря, сложилась ситуация, которая могла положить начало третьей мировой войне.