Кто такой Ницэ Пеницэ?
Шрифт:
— Давай, давай! Победа за нами! Вытаращит теперь Джелу глаза!
Дядюшка Панделе, как видно, был нами доволен. Он еле успевал укладывать кирпичи и всё время улыбался.
— Молодцы, молодцы, сразу видно, что вы настоящие пионеры и любите свою школу. С санками-то удобнее, правда ведь? Вижу, вижу, что вам нравится работать. Вот только не знаю, хорошие ли у вас отметки…
Мы не находили себе места от радости. Санки так и летали взад и вперёд, а штабель
— Нельзя! Запрещено! Никому нельзя проходить! — слышался голос Теодореску.
— Ни-ко-му! — вторил ему Милукэ.
Шум нарастал. Слышны были возгласы, крики, вопли.
— Тревога! Смертельная опасность!
Часовые выполняли свой долг.
Встревоженные, мы побросали кирпичи и помчались к ним. И что мы увидели? К нам старался прорваться Джелу с другими ребятами своего звена. Теодореску и Милукэ отважно сопротивлялись, но видно было, что силы их уже на исходе.
— Что здесь происходит? — громогласно спросил Тимофте. — Что вам здесь нужно? Почему вы не оставите нас в покое? Разве у вас нет дела?
Ребята из звена Джелу рассмеялись:
— Какого дела?
— Мы уже закончили!
— Закончили давно!
— Неправда! — перебил их Опран. — Вы просто хвастаетесь!
— Не верите — идите посмотрите сами, — предложил нам Джелу, широко разведя руки, словно приглашая нас к себе домой.
Должно быть, он говорил правду.
— Мы пришли к вам на помощь, — спокойно продолжал Джелу. — Но, если вы не хотите…
Тут мы увидели, что каждый из ребят его звена вёл за собой санки.
С санками! Значит, секрет наш раскрыт! Мы оцепенели. Опран разинул рот, а Блидару и Петрикэ от удивления вытаращили глаза. Интересно, как выглядел я? Только Тимофте ещё, казалось, сдерживался.
— Я всё понял, — сказал он тихо, но в голосе его слышалась угрожающая нота. — Всё ясно. Нашу тайну кто-то выдал! — И, сжав кулаки, он грозно посмотрел на нас. — Ну, говорите сразу, кто из вас предатель? Что вы молчите?
Не знаю, чем бы окончилась эта история, но тут к нам подошёл дядюшка Панделе, услышавший наши крики.
— Чего вы там, дети, не поделили? Почему ссоритесь? Какой секрет, что за предатель? Никто ничего не выдавал, и выдавать было нечего.
— Как так? — перебил его резко Тимофте. — Если никто не выдавал, тогда откуда они узнали о санках?
— Это надо тебя спросить, откуда вы узнали? — улыбнулся в усы дядюшка Панделе. — Они, — мастер указал своей лопаточкой на группу Джелу, — уже работали со мной в тот раз и тоже привезли с собой санки. Сегодня когда я увидел, что и вы тоже так перевозите кирпич, я подумал: пионеры умеют помогать друг другу.
Мы прямо окаменели. Вот, стало быть, зачем приходил к нам Джелу… Только наш Тимофте никак не мог взять этого в толк. Сейчас он нерешительно топтался на месте, не зная, куда деться.
— А почему тогда вы закончили раньше нас? — вдруг налетел он на Джелу. — Ведь санки были и у вас и у нас.
— Да, но у нас их было больше, — хладнокровно возразил Джелу, лукаво посматривая сквозь очки. — У нас работали все… Мы не ставили часовых.
— Лучше бы и я привёз свои санки, — вздохнул Теодореску.
— Пос-ле дра-ки ку-ла-ка-ми не ма-шут, — перебил его Милукэ.
Радуясь тому, что мы помирились, дядюшка Панделе подал нам знак:
— А теперь за работу! Давайте живее, не то Иеремия меня перегонит.
Видя, что мы всё ещё стоим в нерешительности, мастер шутливо добавил:
— Однако я вижу, что вы не очень торопитесь, верно, хотите, чтобы занятия начались попозже.
Так и закончилось наше соревнование с Джелу. Долго ещё не мог Тимофте забыть случай с санками. И теперь, чтобы разозлить его, стоит сказать только два слова: «Наш секрет».
Чей одуванчик?
По ботанике дела у Опрана идут совсем плохо… Только у него во всём нашем звене за первую четверть была четвёрка. И в следующей четверти дела пошли не лучше, опять заработал четвёрку. А тетради с рисунками у него, можно сказать, совсем нет — так мало там рисунков. Словом, Опран просто позорит всё наше звено. И мы, правда, иногда получаем пятёрки, но четвёрки [6] — никогда.
6
По десятибалльной системе, принятой в румынской школе, пятёрка соответствует нашей тройке, а четвёрка — неудовлетворительной оценке.
В один прекрасный день я сказал себе, что дальше так продолжаться не может. Разве Опран не друг мне? Друг! А что на деле получается: у меня по ботанике девятка, а у него четвёрки да четвёрки, у меня тетрадка в полном порядке, а у него её вообще нет…
Но вы, может быть, думаете, что стоит только зайти к Опрану, открыть книгу, всё объяснить, потом проверить, как он сделает рисунок, задать несколько вопросов или повторить ещё раз — и всё! Ну нет… Опран — это Опран. Не думайте, пожалуйста, что он не понимает урок, дело не в этом. Просто голова его всегда занята чем-нибудь другим. Ну, например, катком или кинотеатром. Когда, скажем, надо ему нарисовать лист и все его жилки, Опран вдруг вспоминает, что он собирался пойти к Теодореску играть в пуговицы. А в другой раз, когда у него нет денег на кино или Теодореску нет дома, Опрану обязательно нужно решать кроссворды. Ты решаешь задачу по арифметике, а Опрану приспичило срочно узнать какое-то слово из шести букв, начинающееся на «м».
Но ничего не поделаешь — трудно ли, легко ли, а отступать было нельзя.
Впрочем, всё получилось по-другому… Неожиданно я заболел и долго не ходил в школу. Я лежал в постели, дрожал от озноба, без конца глотал пилюли и пил чай.
До чего же обидно болеть!.. А тут еще этот Опран. Я как раз хотел с ним позаниматься…
Но, должно быть, есть на свете гном, передающий добрые мысли. Как-то после обеда ко мне вдруг заявился Опран.
— Знаешь, — сказал он, — я всерьёз берусь за ботанику. Мой папа ходил в школу, узнал про мои отметки, и мне здорово от него влетело. Сказал, что теперь не даст ни копейки на кино, пока не исправлюсь.