Кто такой Ницэ Пеницэ?
Шрифт:
Рядом с Оакэ на деревянной скамейке лежал велосипедный насос, клещи и целая куча гаечных ключей, а перед ним стоял перевёрнутый вверх колёсами велосипед. Оакэ что-то с ним делал, растрёпанные волосы его свисали на лоб, а пёстрая, в разноцветных полосках рубашка была вымазана машинным маслом.
Мы с Джелу на шаг отстали от нашего горниста.
— Ну не тяни, давай быстрее сигареты! — приказал Оакэ, не поднимая головы и продолжая постукивать молоточком по спице.
Тимофте торопливо вытащил обе пачки и отдал их. Сигареты
— «Красные»?.. Это хорошо, — буркнул он, продолжая постукивать молотком. — Эй, последователь! — обратился он к Тимофте.
Мы с Джелу переглянулись. Мы поняли теперь, почему Тимофте называл себя «последователем»!
— Сигареты мне нравятся, и я дам тебе прокатиться… — процедил Оакэ, даже не взглянув на Тимофте. — Только не забывай, велосипед не мой, а одного малого, Карла. Он сдал его в починку моему отцу. Так что если ты его раздолбаешь…
— Не раздолбаю, — заверил Оакэ Тимофте, стараясь говорить басом, чтобы казаться постарше.
— Ну, смотри не раздолбай!
— А ты долго ещё с ним будешь возиться? — спросил Тимофте.
Он с силой рванул колесо велосипеда, наклонился и, закрыв один глаз, стал внимательно смотреть, как оно вертится.
— Ты не лезь, это другой велосипед! — крикнул Оакэ. — Тот в мастерской, я его сейчас пригоню. Только не суй свой нос в инструменты! Понял, последователь? — И Оакэ куда-то ушёл.
— Слышите, вы, не лезьте к инструментам! — приказал и нам, в свою очередь, Тимофте, хотя, по правде сказать, нам это и в голову бы никогда не пришло.
— Про, нас ты ни словечка не сказал, — шепнул я Тимофте. — А если он не даст нам покататься?
— Даст, почему же не даст. Ведь вы со мной!
— Может, он не согласится… — поддержал меня Джелу; он тоже, видно, чувствовал, что наше дело гиблое.
— Ну да, ты, последователь, с нами! Это мы знаем! — улыбнулся я.
Но Тимофте, конечно, не понял, почему я так говорю.
Вернулся Оакэ, ведя за руль жёлтый велосипед с ручным тормозом и никелированными крыльями. Я увидел, что до педалей мне не достать. Тимофте велосипед, конечно, годился, но нам…
— Послушай, ну, а если ты всё-таки его раздолбаешь? — не унимался Оакэ. — Что ты можешь оставить в залог? Пыль с колес? Прошлогодний снег? — Оакэ исподлобья оглядел Тимофте. — Так, я придумал! Снимай-ка брюки!
— Что-о-о? — Горнист едва не задохнулся.
— Не строй из себя дурачка, понял? Снимай свои штаны!
Я с удивлением посмотрел на Джелу. Джелу покраснел до корней волос.
— А как же я буду без брюк? — жалким голосом спросил Тимофте.
— Принести тебе мои шкеры? Сейчас. Ну давай! Не вздумай только удрать, мне из окошка все видно, — пригрозил Оакэ и снова скрылся в мастерской.
Я схватил Тимофте за руку:
— Ну, что же ты теперь сделаешь?
— Я считаю, что ты должен отказаться, — посоветовал взволнованный Джелу. — Это же недостойно!
Но Тимофте уже пришёл в себя.
— По-твоему, отказаться от велосипеда это достойно? — передразнил он Джелу. — Выдумал тоже, отказаться! Это после того, как я ему заплатил, — проговорил он и стал расстёгивать свои великолепные длинные брюки. — А знаете, так даже лучше: вдруг я разорву их цепью? Вы же ничего ещё не понимаете, детки в коротеньких штанишках!
Нам нечего было на это ответить… Тем более, что у скамейки уже появился Оакэ со «шкерами». Да, их, пожалуй, не взял бы и старьёвщик: грязные, все разодранные, кое-как залатанные, — смех, а не штаны. Но Тимофте натянул их на себя, не проговорив ни слива.
— Как будто по заказу специально для тебя сшиты, — пробормотал Оакэ с насмешкой в голосе.
Он взял брюки Тимофте, положил их на скамейку, а потом, довольно причмокнув, сказал:
— Я всегда говорил тебе, малый, что до таких брюк ты ещё не дорос. Материалец мировой! Сотни три за них сразу отвалят!
Тимофте, проверявший работу педалей, испуганно оглянулся.
— Ты не бойся, не возьму! — успокоил его Оакэ. — Хотя, по чести говоря, они мне пришлись бы тютелька в тютельку. Ну, теперь езжай! И не вздумай удрать с моим велосипедом!
Горнист ухватился за жёлтый велосипед с одной стороны, мы двое — с другой. Я потрогал рукой жёсткое седло, Джелу нажал на ручной тормоз. И мы пошли.
— Слышь, ты, а это кто такие? — спросил Оакэ.
Тимофте сделал вид, что не расслышал вопроса, и быстрее повёл велосипед к улице.
— Ты что, не слышишь? Отвечай, если тебя спрашивают. Что это за птахи?
Как будто он видел нас впервые! Будто это не он задевал нас, не давал нигде проходу!
— Это со мной, — пробормотал Тимофте.
— Я вижу, что с тобой… А тебя разве просили приводить сюда сопляков? Не вздумай дать им велосипед!
— Не дам, конечно, не дам, — заверил Тимофте, не сводя глаз с педалей.
Но, как видно, Оакэ ему не очень поверил.
— Я буду следить за тобой из окна… Если что увижу, будешь иметь дело со мной! А вы, сопляки, — добавил он нам, — смотрите…
Этого Джелу не мог стерпеть. Он сказал:
— Во-первых, мы не сопляки. А во-вторых, за прокат велосипеда мы заплатили и имеем право на нём покататься.
Оакэ отбросил в сторону ключ, которым подкручивал спицы, и подошёл к нам.
— Ишь ты какой нашёлся! — ухмыльнулся он и схватил покрасневшего как рак Джелу за подбородок. — Я что-то не понимаю, что надо этому очкарику? — спросил он Тимофте. — Кому они заплатили?
— А сигареты?! — воскликнул я.
— А ты кто такой? Тебе чего надо? Может быть, и ты тоже хочешь прокатиться?