Кто такой Ницэ Пеницэ?
Шрифт:
А Теодореску я шепнул:
— Не робей!.. Я за тебя отомщу!
Я хорошенько отточил свой карандаш и взялся за работу… На третьей перемене карикатура была готова. Я нарисовал маленького парнишку и рядом двух верзил. Один держит в руке дубину, а второй в это время ласково убеждает паренька: «Мы твои друзья».
Милукэ — он всюду суёт свои нос — сказал, что здесь всё неверно: у них не было никакой
— Мне сказали, что у вас мировая карикатура.
— Верно, — гордо ответил ему Джелу.
— Это очень хорошо, давайте её в школьную газету.
— Почему — в школьную? — удивился Джелу.
— Ты послушай, — спокойно объяснил Скэрлэтеску. — Они ведь задирали не только вас, но и ребят из других классов…
— Пусть тогда они тоже рисуют карикатуры, кто им мешает! — сказал я.
— Да вы подумайте хорошенько. Вы хотите высмеять драчунов. Чтобы о них знала вся школа, верно?
— Ну конечно! — закричали мы в один голос.
— А если так, то где лучше поместить карикатуру? Конечно, в школьной стенгазете!
Но Джелу никак не соглашался и продолжал настаивать, всё время поправляя съезжавшие на нос очки.
— А как же тогда мы? Ведь идея была наша. Мы трудились… — стал он доказывать Скэрлэтеску, но тут же запнулся, закашлялся и поправил себя: —То есть не мы, а он, Пеницэ… но всё-таки…
— Так вот в чём дело! Вам обидно? Ну, если всё дело в этом, мы сделаем так: подпишем снизу «Ницэ Пеницэ, пятый класс». Так согласны?
— Согласны, — серьёзно ответил ему Джелу.
— Хорошо, — сказал и я, тоже очень серьёзно.
Я очень обрадовался, что моя карикатура появится в школьной газете, меня ведь ещё ни разу не просили что-нибудь для неё сделать.
Ну и смеху было на перемене, когда все увидели карикатуру! К стенгазете нельзя было даже подобраться. Ребята облепили её, как мухи.
— Здорово он их намалевал. Точь-в-точь!
— Так им и надо! Заработали!
— А кто это Пеницэ?
Я всё это слышал, и мне захотелось пуститься в пляс, кричать во всю глотку: «Это я, это я, Ницэ Пеницэ!» Некоторые говорят, что я люблю хвастаться… Но разве я виноват?
Всё было бы хорошо, если бы на этом и кончилось…
Иду я после уроков домой, и вдруг мне кажется, что кто-то за мной крадётся. Заворачиваю за угол, оглядываюсь: никого. Видно, почудилось! Подхожу к стадиону и опять слышу чьи-то шаги. Кто-то идёт за мной по пятам. Оглянулся и вижу: в нескольких шагах от меня идут те самые верзилы из седьмого. Я ускорил шаг, они за мной.
— Стой! — крикнул один.
Меня так и подмывало припустить во все лопатки, но ноги вдруг стали какие-то деревянные. А кроме того, если бы я побежал, эти черти решили бы, что я испугался!
Но тут один из них подставил мне подножку, я споткнулся и упал, а мой портфель отлетел в сторону.
— Ты что же не слышал, что нужно остановиться?
Я поднялся, подобрал портфель и хотел идти дальше, но мне снова подставили подножку.
— Отдохни немного, куда спешишь? захихикал длинный, тот, у которого нос картошкой.
А второй ни с того ни с сего вдруг двинул меня кулаком в бок.
— Как ты смеешь сидеть в моём присутствии? — закричал он. Потом схватил меня за руки и стал выворачивать их.
— И за что тебя зовут Ницэ Пеницэ? Пёрышко, когда на него нажмёшь, пищит..
Они ждали, что я закричу… Но я назло им молчал, а потом вырвался и бросился с кулаками на того, который держал меня за руки. Застигнутый врасплох, он вскрикнул от боли, но тут же снова вцепился в меня, да так, что от моей куртки отлетели две пуговицы и воротник рубахи разорвался. Я защищался как мог, но он всё-таки поймал меня и крикнул второму:
— А ну, бей его! Дай ему как следует! Вот тебе, получай карикатуру!
Меня душили слёзы… И вдруг совсем рядом раздался женский голос:
— Ах вы, хулиганы, что это вы здесь вытворяете. Оставьте ребёнка в покое!
Они меня тотчас же отпустили. Но напоследок один из них прокричал мне в самое ухо:
— Если скажешь кому-нибудь слово, тебе несдобровать…
Драчуны удрали, а я чувствовал, как у меня заплывает левый глаз и ноет окровавленное колено. Я едва не кричал, и не столько от боли, сколько от стыда и обиды. Я должен отомстить! Но разве мне с ними справиться?.. Эх, был бы у меня брат боксёр, как у Опрана!.. Но ничего. Я всё расскажу Томе! Правда, он не боксёр, но всё равно, он их обоих разотрёт в порошок.
Не помню, как я добрался до дому.
— Откуда это ты, голубчик, в таком виде? — налетела на меня моя сестра, Санда, едва я переступил порог.
— Оставь меня в покое! — огрызнулся я.
— Счастье твоё, что нет дома папы, он бы тебе задал.
— А тебе какое дело?
— Скажи хотя бы, с кем ты подрался.
Санда всегда такая. Что бы ни случилось, она всегда повторяет: «Папа тебе задаст!» Санда старше меня всего на несколько лет, но воображала страшная.
— Ты что же не слышишь, что ли? Живо говори, что с тобой стряслось! С кем подрался?
— Не скажу! Что ты мне можешь сделать?
— Не скажешь? — нахмурилась Санда. — Ты еще, кроме всего прочего, грубиян? Да, я знаю, все вы, мальчишки, грубияны и задиры.
— А вы, девчонки, ябеды.
— Как? Что ты сказал? Вот я тебя…
Я удрал во вторую комнату, захлопнул за собой дверь и запер её на ключ.
— Ну, что ты теперь мне сделаешь? — кричал я из-за двери.
— Ужина ты сегодня не получишь, — ответила Санда.
Но кто бы после всех этих несчастий мог думать о еде? Я снял туфли и бросился на диван. Да, жизнь трудная штука: два огромных олуха налетают на тебя, лупят в своё удовольствие, ты приходишь домой… И что же? Здесь на тебя набрасывается родная сестра…