Кто такой Ницэ Пеницэ?
Шрифт:
В этот день последним уроком было естествознание. Мы с нетерпением ждали учителя, тем более, что со всеми остальными мы уже познакомились.
Вдруг кто-то из ребят, стоявших в коридоре, вихрем влетел в класс:
— Тихо! Идёт! — И добавил шёпотом: — Это она, учительница.
Дверь открылась, и от изумления я уронил тетрадь на пол. В класс вошла женщина, которую мы видели в автобусе, та самая, с седыми висками, в синем, наглухо закрытом платье. Невольно я повернулся к Опрану: он побледнел как мел. Учительница же спокойно уселась и начала перекличку. Назвав мою фамилию, она посмотрела на
— Флориан Ионицэ — это ты?
Обычно, когда учитель задаёт мне этот вопрос, кто-нибудь непременно крикнет: «Его зовут Ницэ Пеницэ!»
Но новая учительница была какая-то особенная, и не нашлось никого, кто бы осмелился так ответить. «Неужели она меня запомнила? — думал я всё время. — Нет, не может быть»…
— Опран Михай!
И Опран медленно, словно поднимая огромную ношу, встал с места. Смотрел он куда-то в сторону. Можно было подумать, что у него болят глаза и он просто не может взглянуть на учительницу. — Садись! — сказала она спокойно. — Я знаю, что ты любишь сидеть. Больше она на него не обращала никакого внимания.
Как только закончился урок, храбрый Опран подскочил ко мне:
— Дернул меня чёрт сидеть в автобусе! Если она расскажет нашему классному руководителю, я пропал! Погиб окончательно…
Ну и чудак этот Опран!
Карикатура
Я еще в коридоре, не заходя в класс, догадался, что у нас что-то случилось. Очень уж там было тихо. Вообще же всегда, и особенно перед первым уроком, в классе стоит страшный шум и гам. Я открыл дверь в класс. Все ребята с сумками в руках толпились у последнего ряда парт, возле окон. Такой давки не бывало даже тогда, когда появлялся очередной номер стенгазеты. Что же такое стряслось? Может быть, Гаврилаш принёс свою знаменитую коллекцию почтовых марок?
— А вот и Пеницэ! — во всё горло закричал Опран. А потом спросил: — Послушай… с тобой ничего не случилось?
— А что со мной может случиться? — спросил я в свою очередь и сразу же заподозрил, что он собирается меня разыграть, — есть у него такая привычка.
— Ты лег-ко от-де-лал-ся! — услышал я голос Милукэ; он всегда так растягивает слова.
— Вот интересно! Что это значит — легко отделался? И что должно было со мной случиться?
Милукэ собирался разъяснить мне, что произошло, но Джелу — редактор нашей стенной газеты, смуглый мальчик в очках — перебил его.
Он ткнул пальцем куда-то поверх Опрана и сказал:
— Смотри, как разукрасили Теодореску…
На парте Теодореску, как в книжном магазине, разложены были учебники, тетради для сегодняшних уроков и даже тетрадь с рисунками по естествознанию. Но в каком виде! Все сплошь залитые синими чернилами. А учебник румынского языка был вообще ни на что не похож. За партой, закрыв руками лицо, сидел печальный Теодореску. На него жалко было смотреть, тем более, что он один из самых смирных ребят в классе. Никогда никого не задирает. Нужно же было, чтобы именно с ним случилась такая история!
— Ты что же это, поскользнулся, что ли? — спросил его наш горнист, Тимофте, который только что вошёл в класс.
— По-сколь-знул-ся… — насмешливо передразнил Милукэ.
Все наперебой принялись рассказывать:
— Они взяли его ранец и бросили на землю!
— А у него там чернильница…
— Это всё семиклассники, это их работа.
— А зачем он носит чернильницу в ранце?
— Откуда он мог знать, что так получится?
— Мой портфель тоже шмякнули об землю!
— И мой тоже. Только чернильницу я ношу в кармане.
— А мне… у меня оторвали ручку от портфеля, не знаю, как его теперь и носить.
Они ещё долго бы так галдели, но, к счастью, их перебил Тимофте. Голос у него очень громкий.
— Тихо! Что тут случилось? — крикнул он. Ничего нельзя разобрать, разгоготались, как гуси!
Джелу махнул рукой, и все замолчали. Тогда он поправил на носу очки и рассказал всё с начала. Оказалось, что сегодня утром ребят из младших классов подкарауливали у школьных ворот двое верзил из седьмого.
— Эй, малявка, ты из какого класса? — спрашивал один. А второй в это время подкрадывался сзади и своим портфелем выбивал из рук мальчика ранец. Только я, Тимофте, да ещё, кажется, двое прошли мимо ворот благополучно. Но больше всего досталось бедному Теодореску.
— Да кто они такие? — яростно закричал Тимофте. — Вот я сейчас пойду и всыплю им как следует! — (Тимофте легко так говорить! Он сильный, как семиклассник.)
— Нет, — нахмурился Джелу. — Это не решение вопроса. — (Джелу всегда разговаривает как взрослый человек. Иногда такое скажет, что мне бы и за десять тысяч лет не придумать.) — Мы с ними расправимся по-другому.
— Да-вай-те сма-жем им пар-ту кле-ем, — предложил Милукэ. Он большой специалист на такие проделки.
— Я приведу сюда моего брата… — Опран никогда не упустит случая похвастаться своим братом: брат у него боксёр общества «Динамо».
— Давайте выбьем у них стёкла рогаткой.
Так каждый внёс своё предложение, одно лучше другого. Но мы выжидательно смотрели на Джелу, ждали, что скажет он. А Джелу сидел неподвижно и только хмурился.
Вдруг он встрепенулся:
— Ура! Я придумал! Мы выставим их на посмешище!
— Как так? — спросили мы.
Даже Теодореску как будто заинтересовался и поднял голову.
— Всё будет зависеть от Пеницэ, — сказал Джелу и многозначительно посмотрел на меня. — Ну, ребята, поняли теперь?
— Мы на-ри-су-ем ка-ри-ка-ту-ру, — раздался тягучий голос Милукэ.
— Ух, ты! Как это мне раньше не пришло в голову! — хлопнул себя по лбу Тимофте. — Ну, Пеницэ, уж ты должен теперь постараться.
— Сделаю, конечно, сделаю! — с радостью согласился я. — Не будь я Пеницэ, если она вам не понравится.
Сказано — сделано. На первой же перемене я пошёл в седьмой класс на разведку. Теодореску показал мне обоих. Один длинный, худой, нос картошкой. Второй такой, что сразу видно — драчун. Даже челюсть немного свёрнута набок. «Ладно, — подумал я про себя, вы у меня попляшете».