Кто такой Ницэ Пеницэ?
Шрифт:
Мы смеялись над ним и великодушно обещали отдать ему и свои одеяла.
Больше всех смеялись над Милукэ братья Никитуш. Старшая сестра их была медсестрой, и они-то отлично знали, как уберечься от простуды. Болит голова? Чихаешь? Занозил ногу? Иди скорее прямо к ним, к нашим врачам, Никитушам. Если говорить точнее, то походная аптечка с красным крестом принадлежала только одному из братьев. Это и помогало нам различать их, потому что были они необычайно похожи друг на друга, как две таблетки аспирина, и к тому же носили одинаковые рубашки и штаны. Только когда они стояли рядом, видно было, что один из близнецов чуть повыше. Но невозможно
Я оформлял лагерную стенгазету, и нетрудно догадаться, что карандаши, белые и красные резинки и всё такое прочее принадлежало мне. Так же легко догадаться, что хозяином груды книг и журналов мог быть только Джелу, и никто другой. Мы, все остальные, получали «Красный галстук» [7] , а среди журналов Джелу чаще всего встречались экземпляры «Науки и техники». Он зачитывался рассказами о полётах на Луну и Марс, о подводных лодках и реактивных самолётах. Джелу одалживал свои книги и журналы и нам, но только мы не очень-то в них разбирались, так что он должен был нам многое объяснять.
7
Пионерский журнал в Румынии.
Вечерами, в темноте, наслушавшись рассказов, мы мечтали о полётах в межпланетное пространство. А ночью нам даже снилось всё это, так что утром, просыпаясь, я иногда не верил, что нахожусь в своей палатке и убеждался в этом окончательно, только увидев зонтик и одеяло Милукэ.
Мы могли бы «путешествовать» и одни, без помощи Джелу, но, по правде говоря, только он один по-настоящему увлекался чтением. Ребята из других палаток подозревали даже, что у него переэкзаменовка.
— Стро-ит из се-бя учё-но-го… — говорил о нём Милукэ всякий раз, когда Джелу обыгрывал его в шахматы.
Милукэ очень злился, что ему ни разу не удалось отыграться. Он злился ещё и потому, что мы так внимательно слушаем рассказы Джелу, а над одеялом и зонтиком смеёмся. Вот почему Милукэ не пропускал ни одного случая, стараясь всегда сказать ему что-нибудь обидное. Больше всего он радовался тому, что Джелу не умеет плавать, и всегда подшучивал над ним.
Как именно, спросите вы? Для этого я должен буду сначала рассказать вам об озере и, конечно, о Тодоре. Наше озеро, где из конца в конец сновали просмолённые лодки рыбаков, было не очень большое, но всё-таки мало кто осмеливался его переплывать. Озеро было не слишком глубоким, но тот, кто не умел плавать, мог в нём утонуть. Высокий камыш шелестел на ветру, водоросли, поднимавшиеся до поверхности воды, переплетались с большими коврами ряски и тины и связывали ноги пловцов.
Мы купались каждое утро. Погода стояла чудесная. И, конечно, оставаться в палатке было просто невозможно: разогретый брезент дышал жаром, как сковорода, только что снятая с огня. Особенно мы любили пристань. Там мы загорали и иногда катались на байдарках. Рядом с пристанью возвышался голубой трамплин с пружинящей доской. В первые дни нашей жизни в лагере мы не прыгали в воду, а просто падали в неё камнем. На берег вылезали еле живые… Но постепенно мы стали настоящими пловцами — просто мастерами спорта! Спасибо Тодору. Он научил нас не только прыгать с трамплина. Мы умели теперь плавать по-матросски, как «буксир и баржа», и ныряли с открытыми глазами, словно ловцы жемчуга!..
А познакомились мы с ним так. Это было в день нашего приезда в лагерь.
Мы шумно плескались около пристани, обдавая друг друга брызгами. В это время к нам и подошёл Тодор. Мы не знали ещё, кто он такой.
— Я вижу, что по-утиному плескаться вы умеете. А вот плавать по-настоящему — плаваете?
— Да-а-а! — ответили мы хором.
— Не верю, сказал он, влезая на трамплин. — Если бы плавали, у бережка не плескались бы…
Не сказав больше ни слова, он стрелой взметнулся вверх и, вытянув руки и ноги, нырнул в воду. Мы только рты разинули: никогда не приходилось нам видеть, чтобы кто-нибудь так здорово прыгал. Не успели мы опомниться, как Тодор уже вынырнул — далеко-далеко — и быстро поплыл вперёд.
Приблизительно в ста метрах от берега он остановился, приложил руки ко рту и крикнул:
— Ну давайте я посмотрю, что вы умеете. Кто первый доберётся ко мне?
— Да-ле-ко-ва-то… — прошептал озабоченный Милукэ.
Братья Никитуш и я уже бросились в воду, но Джелу только удивлённо хлопал глазами. — Тут мы услышали всплеск: оказывается, и Милукэ тоже пустился по нашему пенящемуся следу. Он ни за что не хотел отставать, хотя, правду говоря, плавал неважно.
Мы еле переводили дыхание и беспорядочно колотили по воде руками и ногами так, что во все стороны летели брызги. Где-то впереди маячила наша цель: золотистая копна волос Тодора. Он обозвал нас утками! Ничего, мы покажем ему, какие мы утки!
Первым доплыл до него Никитуш-второй, а вслед за ним и я, отстав всего на несколько метров. Последним добрался Милукэ, совсем уже выбившийся из сил: он плыл по-собачьи.
— На поверхности вы держитесь, вижу… — улыбаясь, сказал Тодор. — А теперь поплыли к берегу.
Мы поплыли обратно рядом, и тут он заявил нам:
— Вы ещё многому должны научиться. Так и знайте, ребята: пока не научитесь хорошо плавать, из лагеря не уедете, — шутливо пригрозил он нам.
На пристани нас ожидал Джелу. Глаза его сияли, он весело кричал нам:
— Классный заплыв! Когда следующий?
Мы не успели ответить, как вмешался Тодор.
— А ты разве не их товарищ? — спросил он и, не дожидаясь ответа, сразу же задал ещё один вопрос: — Ты любишь воду?
— Ещё как!
— Значит, ты не из сахара… Так почему же ты не участвовал в этом классном заплыве?
— Он трус, — выпалил Милукэ, выбивая дробь зубами: сильный озноб начал бить его ещё в воде.
— А разве он сам не может ответить? — снова вмешался Тодор.
Джелу воспрял духом.
— Я… я не умею плавать, — медленно ответил он и, как обычно, покраснел.
— Не умеешь плавать? — удивлённо переспросил Тодор.
«Всё, — подумал я. — «Сахарный» — это ещё цветочки. Теперь, он ему скажет такое!..»
— Плохо, если ты боишься воды. Но это ещё полгоря. Никто ещё не рождался рыбой… даже олимпийский чемпион…
Все засмеялись.
— Вот что: ты приехал в лагерь топором, а уедешь рыбой! — продолжал Тодор, теперь уже совсем серьёзно. — Я не успокоюсь, пока не научу тебя плавать.