Кто-то должен умереть
Шрифт:
– Туда попадешь вовремя.
Но Мария не выдержала – она уже плакала. Борис не утешал – он остался на своем месте, меланхолично докуривая сигарету. Наконец потушил ее и сказал, что они немедленно вернутся в город.
– Да! – сквозь рыдания ответила она.
– Ну так поехали. Стоит плакать из-за пустяков.
– Погоди, – она торопливо вытерла слезы и взглянула на него припухшими отчаянными глазами. – Я не понимаю тебя, потому и плачу. Не из-за подушек, не из-за умывальника… Я не понимаю, чего ты от меня хочешь!
– Кажется,
– Не сердись, – она с мольбой вглядывалась в его замкнутое лицо. – Ты ведешь себя так странно! Иногда мне кажется, что я тебе нравлюсь, иногда ты меня просто не замечаешь. Как будто я не женщина, а пустое место.
Он нервно взъерошил мокрые волосы:
– Черт возьми, первая сцена! А у нас еще ничего не было! Рановато!
– Это не сцена, это… – она не могла подобрать слов. – Я хочу знать – нравлюсь тебе или нет? Или тебе просто не с кем провести вечер? Там, на берегу, ты даже не взглянул на меня!
– Как это? По-моему, это ты меня отшвырнула, как мальчишку.
– Нет, прежде…
– Ну, прости, – ответил он в сердцах. – Ты придумала себе какой-то сценарий, а когда что-то не клеится, начинаешь устраивать истерики. Я живой человек, а не биоробот. Или принимай меня таким, какой я есть, или давай больше не встречаться.
И, подумав, неожиданно уточнил:
– Чего бы очень не хотелось.
Мария вскочила и вынула у него окурок, тщательно загасила в стакане. А потом положила руки ему на плечи. Его лицо слегка подергивалось – женщина впервые приметила этот маленький нервный тик в углу рта – будто там под кожей копошился крохотный червячок.
– Мне тоже не хочется тебя терять, – тихо сказала она, стараясь встретить его ускользающий обиженный взгляд. – Я не истеричка, не думай. Просто у меня уже давно… Никого не было. И я боюсь, как в первый раз, хочется какой-то романтики… Я дура, да?
– Тут кто-то, кажется, хотел в Москву? – совершенно равнодушно спросил мужчина, по всей видимости, разглядывая умывальник.
– Нет.
– Если нужно – машина готова.
– Нет, я хочу остаться.
– На заплесневелых подушках?
– Хоть на полу.
– Тут водятся крысы, – припугнул ее Борис. В его голосе уже звучала улыбка, и Мария обрадовалась, как будто услышала невесть что приятное.
– Пускай водятся! – воскликнула она. – Ну, посмотри на меня! Не сердись… Только будь немного… Снисходительней. Я отвыкла от мужчин, совсем одичала. Долго жила одна, понимаешь? Не умею общаться… Забыла, как это делается…
– Придется привыкать, – он легонько отстранил ее. – Постель я постелил. Иди, ложись, а я сейчас.
И вышел во двор. Мария вошла в комнату, при свете единственной лампочки увидела убогое ложе, приготовленное для их первой ночи, храбро сняла платье, легла поверх драного одеяла, из которого клочьями высовывалась рыжая вата, внутренне содрогнулась – то ли от омерзения, то ли от предвкушения. Когда вошел Борис, она лежала с открытыми глазами, разглядывая дощатый потолок. Он
Глава 10
Мария проснулась, потому что ей на лицо легли горячие лучи уже высоко поднявшегося солнца. Она потянулась было, думая еще подремать, пока не раздастся звонок будильника, и вдруг резко села – так, что закружилась голова. Пригладила встрепанные волосы, оглядела убогую комнату, постель и вскочила, лихорадочно нашаривая платье. Туфли отыскались только на кухне – она их скинула на пороге. Дверь на крыльцо стояла нараспашку, и было видно спину Бориса. Тот мирно сидел на верхней ступеньке и курил.
– Я опоздала на работу! – панически вырикнула женщина.
– Великое дело, – отозвался тот. – Умойся, я принес воды.
– Но как же так… – Мария наспех побрызгала в лицо ледяной водой из рукомойника, поискала, чем вытереться, но, увидев линялую тряпку, заменявшую полотенце, брезгливо отвернулась. Она вышла на крыльцо и подставила мокрое лицо лучам солнца. При свете участок уже не казался таким мрачным, но зато стало видно, насколько он запущен. Крохотный клочок земли – сотки четыре, не больше – весь зарос бурьяном и лопухами. Лопухи вымахали огромные и напоминали какие-то тропические растения. Несколько старых яблонь, кустарник, в котором горожанка-Мария смутно опознала крыжовник, – вот и все посадки. Возле крыльца виднелся сложенный из кирпичей мангал, в нем чернела зола.
– Я никогда не опаздывала, – растерянно сказала женщина.
– Значит, пора начать, – усмехнулся Борис. – Ты готова? Поехали отсюда, я зверски голоден.
– Отвези меня в Москву, – взмолилась она. – Встретимся где-нибудь вечером!
Но тот заявил, что ему плевать на работу Маши – так он теперь ее звал – и прежде всего необходимо позавтракать. А там видно будет. Женщина покорилась и уселась в машину. В самом деле, и она уже нервничала намного меньше. Мария решила позвонить с мобильного на работу и сказать, что заболела. У нее… Ну, скажем, аллергия на какую-то зелень. Нет, пусть на тополиный пух. Этот номер пройдет, у нее уже как-то была аллергия, но тогда она все-таки пришла на работу и пугала всех своим красным, опухшим лицом и громогласным чиханием. Тогда она пила супрастин, глотала горький хлористый кальций, но все-таки больничный не взяла.
«Это потому, что дома было бы еще тоскливее, – подумала она, глядя, как Борис запирает дом. – Но сейчас все иначе».
Позавтракали они в каком-то грязноватом придорожном кафе. Борис уплетал сомнительные чебуреки и пил кофе из пластикового стаканчика. Мария решилась съесть жесткий бутерброд с сыром. Оба смеялись, ночная неловкость исчезла – ее как будто растворило высокое яркое солнце. Марии теперь не верилось, что она могла быть такой недотрогой. Борис над нею подшучивал и клялся, что грешным делом решил, будто нарвался на старую деву.