Кто-то из вас должен умереть! Непридуманные рассказы
Шрифт:
«Если бы дело было только в этом, – завершив осмотр места происшествия, подумал следователь по особо важным делам, Северин. – Кто знает, что теперь будет с ее жизнью… Ведь, судя по всему, ее отца убила ее мать».
Братко, который времени на чувства не тратил, быстро установил, что случилось накануне.
Отец задержался на работе, и когда пришел, мама Альбины стала его ругать. Родители ссорились громко, девочка не хотела при этом присутствовать
Альбина говорила медленно, но очень внятно и разумно, изо всех сил стараясь правильно и подробно отвечать на вопросы Братко. Да, папа опять задержался на работе, мама из-за этого, как обычно, сильно переживала… Было видно, что девочка достигла того переломного момента в своей жизни, когда родители уже не выглядят всемогущими и всепонимающими людьми, их слабости и недостатки становятся видны ребенку совершенно отчетливо, а скорее всего, даже преувеличиваются…
Братко спросил у девочки, где может быть мама? Девочка чуть слышно ответила, что, наверное, у тети Жени. А кто это? Мамина подруга, она живет рядом. Северин с Братко отправились по этому адресу. Крестовская была там. Они с тетей Женей, такой же стареющей и расплывающейся бабенкой, допивали вторую бутылку водки. С пьяным упрямством Крестовская принялась твердить, что с мужем она не ссорилась и ни в кого не стреляла… Ушла из дома, потому что он стал распускать руки.
Пьяненькая тетя Женя сидела рядом и утвердительно кивала головой: подтверждаю, все так и было!
Когда Северин, которому надоели эти две пьяные сговорившиеся дуры, резко и зло спросил, знает ли Крестовская, что ее муж убит, она, не поднимая глаз, замотала головой. Но в глазах ее стоял какой-то предсмертный ужас, который уже пробирался в ее затуманенные водкой мозги. Наверное, она, когда убегала, надеялась, что Крестовский все-таки остался в живых.
Утром, слегка протрезвев, терзаемая похмельными страхами и судорогами, Крестовская во всем созналась – выстрелила во время ссоры. Но мужа она любила и любит. Выглядела она нехорошо, как и должна выглядеть спивающаяся и пожилая уже клуша. От спеси полковничьей жены в ней не осталась ничего. Она превратилась просто в полумертвую от страха глупую бабищу, испоганившую собственную жизнь и жизнь дочери.
В деле не было ничего интересного, все экспертизы подтверждали ее признания, оставалось выяснить, откуда в доме взялся пистолет. Братко обещал обернуться мигом. Он был доволен собой и судьбой – еще одно быстрое расследование в карьере бравого старшего лейтенанта, которому задуматься и о погонах капитана уже не грех. Но с пистолетом вышла заковыка, он не был нигде зарегистрирован, его следы нигде не обнаруживались.
– Да ясное дело – Крестовский из Чечни привез, – торопил Северина настырный Братко. – Там этого добра – как грибов в лесу. Решил себе оставить на свою голову. Оружие в доме – всегда скрытая угроза, потому как не известно, как жизнь повернется. Не держал бы Крестовский пистолет дома, мог бы остаться в живых.
– Ну, если женщина из ревности возненавидела, она и сковородкой убить может.
– Может. Но, согласись, что сделать это куда труднее… Тут есть шанс отбиться.
– Ишь ты, куда тебя понесло. Смотри – философом станешь. А философам в операх делать нечего.
– Не боись за нас, мы меру знаем. Лишнего в мозг не берем, – усмехнулся Братко. – Мне вот другое
От этого неугомонного опера скрыть что-либо было сложно.
– А может, и нет, а?
– Чего тут неясного! – взвился Братко. – Пистолет их – в спальне среди белья хранился. Отпечатки на нем – жены Крестовского. Стреляли явно по-бабьи – палила, закрыв глаза, пока не выпустила всю обойму.
– А если по-бабьи, как эта клуша могла перед этим хладнокровно сходить за оружием, снять с предохранителя, передернуть?
– Да потому что она – прапорщик в прошлом. Понимаешь – прапор! Наверняка ее в гарнизоне научили с оружием обращаться. А может, это вообще ее пистолет? И Крестовский о нем ничего не знал?
– Толик, они прожили вместе восемнадцать лет. Знали друг друга с детства. Она вышла за него, когда он был лейтенантом, а ей было всего двадцать лет. Она из-за него бросила институт и моталась с ним по гарнизонам и горячим точкам… И после всего этого вот так взяла и убила? Зная, что вот сейчас войдет дочь?
Братко безнадежно махнул рукой.
– И на что ты намекаешь? Стреляла-то она.
– Да. Но ее могли просто натравить на него. Убедить, что он хочет с ней развестись, бросить ради молодой, забрать дочь…
– Ты это сейчас придумал? Или во сне увидел?
– Какая тебе разница?
– Ну, после того, как ты во сне штангиста-маньяка, который к тому же еще и импотент, вычислил, я стал подозревать, что сны у тебя вещие. Что делать-то?
– Посмотри, что у него на фирме творится. Мы даже не знаем, есть у него компаньоны или нет.
– Ладно. Завтра сгоняю.
Он был уже в дверях, когда Северин его окликнул.
– Толя, ты прикинь. Сейчас у нас на руках самая банальная бытовуха – жена убила мужа. Хорошо еще, что не сковородкой. А если там окажется запутанное резонансное дело? Это же совсем другой расклад, совсем другие заслуги и, соответственно, поощрения…
Хмурое лицо Братко сначала сделалось задумчивым, а потом просветлело – слово «резонансное» действовало на Толика магически. Он такие дела любил и в отличие от начальства не боялся.
Предчувствия, как всегда не обманули. Через несколько дней после похорон к Северину пришла темноглазая девочка Альбина. Впрочем, девочкой ее назвать было уже трудно, настолько она повзрослела за эти дни. Совсем другое лицо.
Альбина протянула Северину бумажную папку. В ней были фотографии и отпечатанные на принтере короткие письма.
– Где ты это взяла? – спросил Северин, быстро просмотрев бумаги.
– Они на столе лежали и валялись на полу, когда я тогда пришла… Когда папу убили. Я их собрала и спрятала.
– Почему ты их сразу нам не показала?
Альбина, чуть помедлив объяснила:
– Я не знала, что вы подумаете… И не хотела, чтобы об этом знали другие.
– А теперь?
– Теперь я хочу помочь маме. Потому что что папе уже помочь нельзя.
На фотографиях был запечатлен Крестовский с молодыми женщинами. Отставной полковник, судя по ним, жадно набирал те радости жизни, которыми трудно было пользоваться в военных гарнизонах, где вся жизнь на виду и никуда не спрятаться от местных сплетниц. В анонимных письмах же Крестовскую в коротких, энергичных и порой и просто непристойных выражениях информировали о забавах и увлечениях мужа. В более поздних по времени аноним давил на то, что муж давно решил ее бросить, а дочку взять себе… «Ты, прапорщица, останешься с голой задницей, никому не нужная. Почаще в зеркало смотрись, какой мужик на тебя полезет…»